Владимир Высоцкий: Я, конечно, вернусь…

– Можно мне тоже на балалайке поиграть?

Я воспользовался паузой и придумал, как вину Чермена загладить.

– Владимир Семенович, – говорю, – ради бога, не обижайтесь. Если время позволит, может, по стопочке? – а сам достаю початую бутылку «Сибирской», которую тогда только у нас в гостинице можно было достать.

– Ни одной, – категорически отвечает Высоцкий.

А я ее прямо на стол. Он же, как увидел бутылку, сразу подобрел:

– Ну ладно, давайте по одной.

На каждого из нас пришлось граммов по семьдесят. После этого Высоцкий отправился в номер. Мы еще пару минут посудачили с Сергеем, но тут Высоцкий опять возвращается:

– Знаете что, я решил с вами продолжить знакомство, – и ставит на стол бутылку водки вместе с вареной курицей: – Давно играете на балалайке? – спрашивает моего приятеля.

– Деточка, мне иногда кажется, что я и родился с ней, – отвечает Сергей.

– Давайте старую тбилисскую песню споем, – предлагает Высоцкий.

Вот под эту песню мы бутылку и распечатали.

– Очень люблю кавказские мелодии. Давайте что-нибудь еще споем, – говорит Высоцкий.

За песнями бутылка и кончилась. Вдруг раздался громкий стук в дверь.

– Владимир Семенович, я вас уже полчаса ищу, пора на концерт ехать, – это был голос администратора.

– А вы скажите, что я заболел, придумайте что-нибудь, – отвечает тот через дверь.

Я, конечно, моментально усек, что хорошим наше представление не кончится. И правда, через пару минут стучится в дверь сам директор гостиницы:

– Баранов! – кричит. – Открой немедленно!

Что делать? «Под мухой» с директором не хотелось общаться, да еще в присутствии Высоцкого. К тому же мысль мелькнула: вдруг меня заставят неустойку за сорванный концерт платить. Пришлось капитулировать через черный ход.

Чем дело наверху закончилось, мне после Сергей рассказал. Двери директору все-таки открыли. Корить он никого не стал, лишь пообещал мне трепача задать. Администратор, поняв, что концерта сегодня не будет, от Высоцкого отстал, а тот, в свою очередь, предложил Сергею и еще одному нашему общему другу, который ко мне подошел до того, как мы заперлись, прогуляться по набережной Терека. Вышли они из гостиницы и наткнулись на фотографа Моисеенко. Вот тогда он их и сфотографировал возле суннитской мечети вместе, а потом поодиночке.

После бродили по городскому парку, пока не наткнулись на открытые двери ресторана «Нар». Продолжили знакомство. Через час получили от официантки счет на 87 рублей. Сергей потянулся за бумажником и вдруг услышал над собой зычный голос капитана Жеглова:

– Сидеть всем на месте и не шевелиться!

Высоцкий встал, отсчитал девять червонцев официантке…

Выйдя из «Нара», Высоцкий сослался на усталость и отправился в гостиницу…»

Во время пребывания в Северной Осетии Высоцкий едва не удостоился звания народного артиста. Дело в том, что, несмотря на всю свою фантастическую популярность, Высоцкий не имел никакого звания, что, конечно же, было несправедливо. Однако мечтать о том, что в родной Москве чиновники от культуры позволят ему стать хотя бы заслуженным артистом РСФСР, было бы по меньшей мере наивно, поэтому и возникла идея пробить это дело вдали от столицы (так в те годы поступали многие артисты: например, Иосиф Кобзон в 1964 году стал заслуженным артистом Чечено-Ингушской АССР).

Вспоминает Н. Тамразов: «В Северной Осетии, где я проработал много лет, министром культуры был тогда Сослан Евгеньевич Ужегов, по работе мы хорошо знали друг друга. Когда я стал работать в Москве, наши отношения не прерывались, в республике меня „держали за своего“. К этому времени Сослан Евгеньевич работал уже заместителем председателя Совета Министров Северной Осетии. Звоню ему:

– Такой человек, как Высоцкий, работает в нашей республике, работает по всей стране от вашей филармонии. Примите нас…

– Приходите, – отвечает Ужегов.

Мы пришли в его кабинет втроем: Володя, Гольдман (организатор концертов Высоцкого. – Ф. Р.) и я. Говорили обо всем, потом подняли тему звания для Высоцкого. Ужегов сказал:

– Никаких проблем. Нам будет приятно, что такой человек носит имя нашей небольшой республики.

Он дал команду заполнить документы, и на этом мы с Ужеговым расстались. Документы такие: Высоцкого – на заслуженного артиста, меня – на заслуженного деятеля искусств.

Выходя из кабинета, Володя говорит:

– Тамразочка, ты представляешь, я – заслуженный артист Северной Осетии. Как-то смешно…

– Действительно, смешно. Вот – народный…

Я вернулся в кабинет:

– Сослан Евгеньевич! Уж давать так давать! Это же Высоцкий – его вся страна знает. Я уже не говорю, сколько он нашей филармонии денег заработал…

– Но мы же говорили о заслуженном… Народного? Почему нет?

Он тут же позвонил и переиграл ситуацию: в филармонии стали заполнять документы на народного.

А что произошло дальше? Я думаю, что для реализации этой идеи Ужегову пришлось выходить на обком партии, а там это дело задавили. Скорее всего, эти перестраховщики из обкома подумали: как это так – в Москве Высоцкому не дают, а мы – дадим?! А может быть, и позвонили «наверх», не знаю. Но чтобы Высоцкий сам отказывался – этого я не помню…»

11 октября Высоцкий уже в Ленинграде, где дал концерт в хорошо ему знакомом ДК имени Дзержинского. На следующий день, уже будучи в Москве, он пришел пообедать в ресторан Дома литераторов. Вот как об этом рассказывает свидетель событий – корреспондент болгарской газеты «Народна култура» А. Абаджиев: «12 октября. За два дня до этого я приехал в Москву в качестве корреспондента и крутился, чтобы улаживать неизбежные формальности. В обеденное время я оказался недалеко от Дома литераторов и зашел туда, чтобы наскоро перекусить. У входа на меня буквально налетели двое знакомых болгар. У них была встреча с Евгением Евтушенко, но им был нужен переводчик. Пока я пробовал отказаться, явился и сам Евгений Александрович. У него было очень веселое настроение – недавно родился его сын Саша и, естественно, все Александры были ему очень симпатичны (Абаджиева зовут Александр. – Ф. Р.). «Давайте пообедаем!» Мы обедали и разговаривали по службе, так как знали, что через час он должен был уйти. После того как это время истекло, Евтушенко и мои болгарские знакомые встали из-за стола, я тоже поднялся, чтобы проводить их, но собирался остаться еще немного – до следующей встречи в МИДе еще оставалось время. И пока мы с Евтушенко обменивались номерами телефонов, в дверях появился Владимир Высоцкий. Зал был переполнен, свободных мест не было. Но Евтушенко помахал ему рукой, указал на наш столик, и артист подошел к нам.

Он поздоровался со мной как со старым знакомым и, явно торопясь, сразу же заказал обед прилетевшей официантке. У меня не было никакого намерения воспользоваться случаем и взять интервью. Я вообще не собирался писать о Высоцком, а кроме того, видел, что он очень устал и напряжен. Но речь пошла о вчерашнем сенсационном футбольном матче (сборная СССР в отборочном турнире чемпионата Европы играла с командой Венгрии и уступила 0:2. – Ф. Р.), о невероятно теплой московской осени. Так как я не знал, какой была погода неделю назад и как закончились предыдущие матчи, Высоцкий «поймал» меня. Ага, болгарский журналист! На минуту в его взгляде промелькнуло неодобрение. Потом он оценил то, что я не навязываюсь и не настаиваю на интервью, не расспрашиваю его о будущих ролях и новых песнях. Он сам начал говорить о Болгарии, о своих болгарских друзьях. Когда выяснилось, что у нас обоих масса общих знакомых в Софии и Москве, переход на «ты» и обмен телефонами были вполне логичны.

– Если зайдешь в театр, скажи, что ты мой друг из Болгарии, тебя сразу же впустят.