молодая киноактриса Людмила Абрамова, в свое время удостоенная почетного титула „Мисс ВГИК“ за свою красоту…»
А вот как об этих же днях вспоминает сама Л. Абрамова: «Мне предложили – практически без проб – войти в картину „713-й просит посадку“… Я поехала в Ленинград… Оформить-то меня оформили, но пока поставят на зарплату, пока то, пока се… А я уже самые последние деньги истратила в ресторане гостиницы „Европейская“, в выставочном зале.
Поздно вечером 11 сентября я поехала в гостиницу, ребята меня провожали. У каждого оставалось по три копейки, чтобы успеть до развода мостов переехать на трамвае на ту сторону Невы. А я, уже буквально без единой копейки, подошла к гостинице – и встретила Володю.
Я его совершенно не знала в лицо, не знала, что он актер. Ничего не знала. Увидела перед собой выпившего человека. И пока я думала, как обойти его стороной, он попросил у меня денег. У Володи была ссадина на голове и, несмотря на холодный дождливый ленинградский вечер, он был в расстегнутой рубашке с оторванными пуговицами. Я как-то сразу поняла, что этому человеку надо помочь. Попросила денег у администратора – та отказала. Потом обошла несколько знакомых, которые жили в гостинице, – безрезультатно.
И тогда я дала Володе свой золотой перстень с аметистом – действительно старинный, фамильный, доставшийся мне от бабушки.
С Володей что-то произошло в ресторане, была какая-то бурная сцена, он разбил посуду. Его собирались не то сдавать в милицию, не то выселять из гостиницы, не то сообщать на студию. Володя отнес в ресторан перстень с условием, что утром он его выкупит. После этого он поднялся ко мне в номер, там мы и познакомились…»
Через несколько дней после этой встречи Высоцкий отбил телеграмму в Москву другу Анатолию Утевскому: «Срочно приезжай. Женюсь на самой красивой актрисе Советского Союза». Самое интересное, жениться Высоцкий собирался, не только не оформив развода с первой женой Изой, но даже не поставив ее в известность о своем новом увлечении.
Людмила Абрамова в своем рассказе о встрече с Высоцким отмечает, что она тогда ничего о нем не знала. Между тем в тот год имя Высоцкого, автора и исполнителя собственных песен, было уже хорошо известно поющей молодежи Москвы. Правда, сам он старался скрывать свое имя под псевдонимом. Г. Внуков по этому поводу вспоминает: «В начале 1962 года мы с ребятами завалились в ресторан «Кама». Ресторанчик второго класса, но там всегда все было: любые мясные и рыбные блюда, сухие вина двух десятков сортов, не говоря уже о крепких напитках…
И вот однажды я слышу, поют рядом ребята под гитару: «Рыжая шалава, бровь себе подбрила…», «Сгорели мы по недоразумению…». Я – весь внимание, напрягся, говорю своим: «Тише!» Все замолчали, слушаем. Я моментально прокрутил в памяти все блатные, все лагерные, все комсомольские песни – нет, в моих альбомах и на моих пленках этого нет. Нет и в одесской серии. Спрашиваю у ребят, кто эти слова сочинил, а они мне: «Ты что, мужик, вся Москва поет, а ты, тундра, не знаешь?» Я опять к ним: «Когда Москва запела? Я только две недели тут не был». Они: «Уже неделю во всех пивных поют „Шалаву“, а ты, мужик, отстал. Говорят, что какой-то Сережа Кулешов приехал из лагерей и понавез этих песен, их уже много по Москве ходит».
Это случилось в самом начале января 1962 года, и так я впервые услышал имя Сережи Кулешова. Я попросил у ребят слова, мне дали бумажку, я переписал слова и вернул бумажку обратно. Как я сейчас об этом жалею: это был Высоцкий со своей компанией, а той бумажке, исписанной его рукой, сейчас бы цены не было. Высоцкий мне позднее признался, что тогда, в начале 60-х, он всем говорил, что эти песни поет не он, а Сережа Кулешов».
Перемены в личной жизни подвигли Высоцкого и к переменам в творческой судьбе: в конце 61-го он уходит из Театра имени Пушкина и переходит в Театр миниатюр. Но и этот переход не принес ему особой творческой радости. Уехав в конце февраля 1962 года с театром на гастроли на Урал, Высоцкий пишет Людмиле Абрамовой в Москву (они поселились в двухкомнатной квартире у дедушки Людмилы): «Я почти ничего не делаю и отбрыкиваюсь от вводов, потому что все-таки это не очень греет, и уйти – уйду обязательно. А чтобы было то безболезненно – надо меньше быть занятым…
Репетируем «Сильное чувство» Рычалова, а недавно дали мне Зощенко и «Корни капитализма»… Это уже репетировал парень, но у него не!!! выходит. Так что кому-то наступаю на мозоль. Уже есть ненавистники. Но мне глубоко и много плевать на все. Я молчу, беру суточные и думаю: «Ну, ну! Портите себе нервишки. А я маленько повременю! И вообще, лапик, ничего хорошего и ничего страшного. Серенькое…»
Выдержать все гастроли Высоцкий не сумел – сорвался. А поскольку главный режиссер театра В. Поляков был ярым трезвенником, ко всем алкогольным закидонам своих артистов он относился с яростью. Поэтому, узнав о срыве Высоцкого, повелел немедленно его уволить из театра и отправить в Москву первым же поездом. В приказе об его увольнении значится лаконичное резюме: «Отчислить Владимира Высоцкого из театра за полное отсутствие чувства юмора».
Высоцкий вернулся в Москву в начале марта, а спустя некоторое время Людмила Абрамова сообщила ему, что забеременела. Скрывать эту новость не стали. В итоге про это узнала одна из подруг Изы Высоцкой и позвонила ей в Ростов-на-Дону. Иза немедленно связалась с Высоцким: «Это правда?» «Нет, – соврал Высоцкий. – Я вылетаю к тебе и все объясню». «Как влетишь, так и вылетишь», – последовал лаконичный ответ, после чего Иза повесила трубу. А чтобы муж-изменник ее не нашел, она уволилась из ростовского театра и переехала в Пермь. И в течение двух лет она с Высоцким не общалась, он даже адреса ее нового не знал.
Вообще в те дни Высоцкому казалось, что его жизнь идет наперекосяк: он живет с новой женщиной, не расторгнув своего официального брака с первой женой, уходит из второго театра, не проработав в нем и месяца. Он, кажется, ловит свою птицу удачи, не имея представления, что она из себя представляет и где обитает.
Давая определение тем годам в жизни Высоцкого, его жена Людмила Абрамова с горечью отметит: «… начало 60-х – такое время темное, пустое в Володиной биографии… Ну нет ничего – совершенно пустое время».
Об этом же и слова Олега Стриженова: «До Таганки оставалось еще почти два с половиной года безработицы, скитаний по киностудиям с униженным согласием играть любые мелкие роли, какие-то кошмарные изнурительные гастроли на периферии…»
Да и сам Владимир Высоцкий запечатлел свое тогдашнее состояние в песнях.
Уйдя из Театра миниатюр, Высоцкий решил попытать счастья в Театре «Современник», одном из самых знаменитых молодых театров страны. В марте 62-го Высоцкий пришел в «Современник» и сыграл в нем по договору ничем не примечательную роль в одном из спектаклей. Однако его талант ничем не приглянулся Олегу Ефремову, и Высоцкий приглашения для дальнейшей работы в театре не получил. Судьба вновь толкает его в стены Театра имени Пушкина, куда он возвращается в мае.
В том же месяце Высоцкий прибивается к новому кинопроекту. На киностудии «Мосфильм» режиссер Александр Столпер приступал к экранизации романа К. Симонова «Живые и мертвые», и в те дни шли интенсивные поиски актеров на главные и эпизодические роли. Решил попытать счастья и Высоцкий. 8 мая он сделал фотопробы на роль Золотарева, а 28-го – на Люсина. Однако ни одна из этих проб не подойдет, и Высоцкого возьмут совсем на другую роль – молодого солдатика в небольшом эпизодике. Но об этом речь еще пойдет впереди.
В начале июля вместе с театром Высоцкий отправляется на гастроли, и вновь по Уралу. Края эти явно не прельщают Высоцкого, и он откровенно пишет жене: «До чего же здесь гнусно. Кто может жить здесь – тот ежеминутно совершает подвиг». Но даже несмотря на печаль и тоску, нахлынувшие
