неё после квартирных, мыла с мочалками и макарон улетало к Аслану: хорошо ещё покупали её неплохо до сих пор — она пока по молодому поколению проходила, а не по зрелому, как мы с Зеброй.
С Дилькой была загадка. Про деньги мы с ней особо не обсуждали, а сама она не напрашивалась, я имею в виду, до того, до нашей идеи про точку. Отправлять Дилька никуда ничего, естественно, не отправляла, к семейной жизни тоже, понятное дело, не готовилась, одевалась без особо блядской харизмы, кроме необходимых по работе трусиков с кружевом и минимальной косметики, а что остальное из вещей брала, — носить старалась аккуратно и подолгу. В общем, куда девала капитал за годы труда и сколько его там накопилось — не знаю. Это было ещё одно моё расстройство, потому что вы, наверно, догадались, что расчет мой был на него очень нацелен, на Дилькин запас прочности — кто же знал, что она такой окажется непредсказуемой — сама бы раньше не поверила никогда, что душа у безродной бляди с Бишбармака — такая сложная загадка. Ну, да ладно…
Зебре снова повезло, удалось отъехать, а Нинка опять вернулась под утро ни с чем и снова на веселом глазу. И тогда я ей сказала про бабки по линии Следака. Услыхав, она присела на месте и спросила только:
— А как же теперь братик-то? Я уже про школу сегодня для него думала, про письменный стол для уроков.
Но потом мы, не сговариваясь, посмотрели в одно и то же место — каждый друг на друга, и подождали, кто вымолвит чего-то первым. Никто из нас не вымолвил, а я только кивнула Нинке, но не глубоко — как бы, между делом. Нинке этого хватило. Она поднялась после того, как присела на новость, и вышла. Я осталась у себя в комнате. Через пять минут она вернулась и сообщила:
— Восемь тыщ девятьсот, одними сотками.
— Отдадим, когда сможем, да? — спросила я Нинку.
— Само собой, Кир, — недоуменно пожав плечами, ответила Мойдодыр. — Что мы, твари последние, что ли?
Уже было зрелое утро, но Зебра ещё не вернулась. Тогда мы решили с Нинкой уйти пораньше из дома, чтобы избежать на сегодня встречи с Дилькой. Решили, сделаем дело, зашлем бабки в адрес, а дальше будь, что будет — обратной дороги нет. И ушли.
К вечеру заскочили на Красные Ворота, вручили большую часть Зебриного конверта Следаку и поехали к себе на Павлик. Зебры снова не было, но мы поняли, что до нас она была. Нинка, зайдя к себе, крикнула мне и позвала.
— Смотри, — указала Нинка на Зебрину кровать. Одеяло было откинуто на сторону, а поверх простыни желтело ещё не до конца просохшее кислое пятно. Нинка брезгливо поморщилась и не стала близко подходить. А я сунула в пятно палец, потерлась им об простыню и понюхала что получилось.
— Обоссалась она, Нин, когда с ночи отсыпалась — сказала я Мойдодыру, — от нерв, когда пропажу обнаружила, — точно. У неё это с той истории тянется, после вагона, ты про это не знаешь, а мне говорила. Восстановилось, значит, всё обратно.
И тут Нинка улыбнулась со вздохом облегчения:
— Ну, вот, видишь, как всё складывается, Кир? Я же не могу с зассыхой жить теперь, у меня самой на мочу фобия застарелая, ты же знаешь. Так что, сама она виновата, пускай долга своего в другом месте дожидается теперь, а не здесь. Ты согласна?
Я прикрыла подмокшую простыню одеялом и ответила:
— Согласна. — И мы пошли на кухню, где была «Гжелка».
Зебра не пришла и утром. А потом Зебра не пришла и на следующий день, и — странное дело — ни Нинка, ни я не испытывали волнения о нашей бывшей подруге, более того — всё происходящее даже, пожалуй, вполне устраивало нас такой своей неопределенностью, оттягивающей в непонятку предстоящее объяснение с Дилькой.
На точку Мойдодыр ходить перестала, как и я, потому что уже истекал отпущенный срок до начала старта нашей точки для эксплуатации. За это время я по тихой переговорила с девчонками, какие понадежней, подобрала возил, вышла на охранников и приоделась посолидней на остаток от Дилькиных бабок. Нинка практически не помогала, от тех же Дилькиных средств она на радостях взяла у Аслана оптом кокса на пятихатник в баксах и всё это время канифолила порошок, обдумывая план спасения братишки. Но меня это не слишком расстраивало — дело было сделано, и Нинка занимала в нём далеко не решающее место; Мойдодыр была всего лишь промежуточная часть идеи, а сама идея не допускала присутствия случайных в ней людей, и мне это было ясней ясного.
В тот день, когда ко мне пришло твердое понимание предстоящей жизни, был парламентский час, как всегда по субботам. А перед ним криминальная хроника за неделю. В ней-то я и увидала Дильку. Фотографию мертвой Зебры дали во весь экран и сказали, что кто знает чего об этой неизвестной девушке с перерезанными венами на обеих руках, позвонить по такому-то телефону. А ещё добавили, что, судя по всему, эта смерть напоминает суицидальную попытку, так как на тех же руках также найдены застарелые шрамы от другого вскрытия вен.
Телефон я записывать не стала, потому что сообщить органам власти мне было по этому вопросу нечего. Нинке тоже решила не говорить — сама же она всё равно не узнает, подумала я, к ящику не подходит, так что пусть лучше остается в неведении, пусть над ней долг наш висит совместный подольше, а там видно будет, куда оглоблю завернуть, в каком нужном направлении.
Перед тем как уехать в Магнитогорск за братом, Нинка забежала на Ленинку, потолковать с девчонками понадёжней, которых оставалось подтянуть под Смоленский бульвар, и пересеклась с Джексоном.
— Ну как там? — поинтересовался Джексон нашими делами, — получается?
— А то! — похвасталась Мойдодыр и добавила впроброс: — Пятерка — и все дела, уже на себя работаем.
Джексон сплюнул и искренне усмехнулся:
— Ну и дура евреечка твоя, гордая больно. Я бы за трёху вам то же самое организовал, а то и за двушник.
— Нет, — подумала я о Следаке, узнав такой расклад. — Всё же мусор есть мусор. — Хоть бывший — хоть какой: гондон — он гондон всегда, хоть старый — хоть с запасом по гарантии — хоть пользованный уже.
В тот же день, как уехала, Нинка отзвонилась с Магнитки и сказала, что едет домой сегодня уже, потому что братик её умер три года назад, а мама — через год после него, так что дел у неё там нету.
Это был уже поздний вечер, и я порадовалась, что не надо собираться на точку. Не надо, в смысле, чтоб работать, а надо, в смысле, чтоб владеть и справедливо распределять. Я вышла на улицу, поймала у себя на Павлике тачку и скомандовала возиле:
— Поехали!
— Куда поедем, женщина? — вежливо поинтересовался возила.
И тогда я окончательно уже улыбнулась и со всей возможной вежливостью объяснила этому Рулю:
— На точку, мужчина, на точку. Куда ж ещё-то?
