Потом я говорил о том же Пономареву: мол, мы, конечно, сами (в подгруппе) можем написать отчет о внешней политике КПСС за межсъездовский период, но это будет материал для издевательств со стороны МИД’овцев и предлог для еще большей дискредитации Международного отдела в глазах тех же секретарей ЦК: вы, мол, подготовили неквалифицированно. Б.Н, мне ответил, что он позвонит Лигачеву. Так и осталось неясным, кто же поручит МИД’у сделать кусок о собственно внешней политике между XXVI и XXVII съездами. Невольно вспомнишь Суслова: снимет, бывало трубку, скажет: «Подготовьте, товарищ Громыко, материал такой-то, к такому-то сроку» и, не заслушав ответа, положит трубочку! Ныне никто в ЦК ничего подобного сделать не может: Черненко вообще полностью отдал на откуп внешнюю политику Громыке. А Горбачев еще не располагает сусловской «силой», не решается.
Итак, 15 марта мы, группа по подготовке Отчета, как и группа по политическому докладу, сядет в Волынском и начнет. Срок - 15 августа.
Был я во вторник на Секретариате, еще раз понаблюдал, с каким пренебрежением относятся к Пономареву. Другие спорят между собой, горячатся, не соглашаются, возражают друг другу, отстаивают по несколько раз свою позицию,
- особенно Зимянин шумен и с ним часто не соглашаются. Но они все между собой «свои», это разговор и спор между товарищами, как у нас в консультантской группе
- могут и «приложить», и «посадить» но никто не обижается. Стоит нашему Б.Н. открыть рот, все как по команде настораживаются, на лицах иронические улыбки: ну, что, мол, еще дед изречет?! Даже когда он дело говорит, отвергают лениво, не споря, без аргументов, иногда - будто он ничего и не предложил. Он бледнеет, краснеет, замолкает, обижается, а через минуту - как с гуся вода: великая тренировка! Опять лезет и опять повторяется то же самое.
Обсуждались поправки к Уставу КПСС. Он предложил в пункте, где говорится об обязанностях каждого коммуниста, снять упоминание о том, что каждый должен бороться «за упрочение единства международного коммунистического и рабочего движения». Не всю фразу, а только «рабочего». «Коммунистического» куда ни шло, но рабочего? Во первых, нет единства, упрочивать нечего. Во вторых, с кем упрочивать? С христианскими профсоюзами, с теми, кто голосует за консерваторов, с АФТ американской - антисоветчиками отпетыми?..
Горбачев в ответ: «Но ведь до сих пор это было в Уставе и ни у кого не вызывало вопросов?..» И пошли дальше!
Кстати, наблюдаю я Горбачева. Сначала мне казалось он осторожничает, не высовывается, но все-таки пробивает свое «новое», прикрываясь старым. Теперь все больше сдается мне, что он уже втянулся в бюрократический механизм руководства и все больше соскальзывает на отработанный десятилетиями «автоматизм».
А о Пономареве?.. Знали бы авторы журнала «РгоЫетз оГ соттишз!» или всяких других статеек о Международном отделе ЦК и вообще о нашем механизме власти, что тот, кого они изображают «серым кардиналом», всемогущей рукой, определяющей деятельность и КГБ, и МИДа и всю прочую зарубежную деятельность КПСС, - на самом деле мелкий чиновник, волею случая задержавился в нашей «верхотуре», всеми там презираемый старик, с которым никто не считается и который шумит перед нами в Отделе о необходимости новых инициатив и т.п., боится вылезать с ними в Секретариат, не говоря уж о Политбюро, - как бы не смазали еще раз!
Вот написали письмо братским партиям, рабочему движению и социал- демократическим партиям по поводу речи Шульца в Сан-Франциско. Выразительно получилось! Представили ему. И он, который так нас гнал с этим, положил это под низ своих многочисленных чиновничьих бумажек! Да и впрямь! Как я и говорил на совещании замов, об этой речи Шульца все давно забыли.
10 марта 85 г.
Продолжаю читать антисоветские «Благонамеренные речи» Щедрина. Давлюсь от смеха и не устаю поражаться долговременной силе слова из под пера гения.
11 марта 85 г.
Печальная музыка в 7 утра вместо передачи «Опять двадцать пять» насторожила. И действительно, Шопен вновь, как уже не раз, стал первым информатором советских людей и заграницы о том, что в СССР предстоит «смена эпох». Черненко умер вчера вечером. Это все предвидели, насмешничали, хихикали, рассказывали анекдоты по поводу того, как наше руководство и пропаганда, демонстрируя полную энергии жизнедеятельность Генерального секретаря на экранах, на выборах и в многочисленных заявлениях, обращениях и интервью, делала нас «страной дураков».
Загладин, Александров, Лукьянов и Медведев были подняты с постели в полночь, вызваны в Кремль - и Горбачев поручил им к утру подготовить проект речи для «того, кто будет избран Генеральным секретарем». (Надо сказать, что создали они не очень яркое произведение. Но не в этом суть).
Пономарев собрал замов в 9-45 и очень удивился, что все давно уже все
знают.
В 14-00 объявили по радио.
В 17 часов состоялся Пленум. Встали, почтили, Горбачев сказал (без перебора) приличествующие слова. Но в атмосфере не было ни грамма огорчения и печали; мол, отмучился, бедолага, случайно попавший на неположенное место. и сделавший паузу в том разгоне, который придал было стране Андропов. Затаенная, если не радость, то «удовлетворение» царило в воздухе - кончилась, мол, неопределенность и пора России иметь настоящего лидера.
Горбачев объявил повестку дня: выборы Генерального секретаря и сообщил, что Политбюро поручило выступить с предложением по этому вопросу товарищу Громыко. Ни Тихонову, который весь съежился и покраснел, когда это было объявлено, ни Романову, ни Гришину, которого, кстати, западная печать прочила в претенденты наряду с Горбачевым и Громыко.
Этот последний вышел на трибуну и без бумажки стал говорить в вольном стиле. Когда он назвал Горбачева - зал взорвался овацией, сравнимой с той, которая была при избрании Андропова (и ничего похожего на кислые аплодисменты, когда избирали Черненко). Овация шла волнами и долго не успокаивалась.
Громыко говорил так, как не принято говорить на таких собраниях: он давал характеристику (раскованно и не шаблонно) качествам «товарища по Политбюро», которые были сочтены необходимыми и достаточными, чтобы единодушно («я подчеркиваю», повторил он) избрать именно его.
