Том 2. «Проблемы творчества Достоевского», 1929. Статьи о Л.Толстом, 1929. Записи курса лекций по ис

Сначала пути марксистов и символистов были общими, и, странный оптический обман, их тогда не различали.

Первыми поэтами-символистами были Брюсов, Бальмонт, Сологуб, Вячеслав Иванов и Андрей Белый^{201}.

Валерий Брюсов

Брюсов — первый из русских символистов — стремился провести резкий разрыв со старой поэзией.

Поэтические сборники

«Русские символисты». В этих первых своих сборниках Брюсов прежде всего шел на общественный скандал и действительно произвел большой фурор. При своем небольшом художественном значении эти сборники все же пробудили внимание русской мысли к западноевропейской поэзии. Брюсова бранили, но говорили: «Посмотрим, что это за Бодлер, о котором говорит этот дурак», — и раскрывали книгу.

«Chefs d'Оeuvre» («Шедевры»). Этот сборник, появившийся за «Русскими символистами», тоже был рассчитан на скандал. Конечно, этот шедевр был слаб, но своей цели достиг: он снова вызвал скандал и обратил внимание публики на западноевропейскую мысль. После выхода этого сборника в свет все журналы перед Брюсовым закрылись, и ему пришлось самому издавать свои книги. Впоследствии Брюсов считал это обстоятельство благотворным для себя: это избавило его от необходимости идти на компромиссы. Бальмонт выкидывал свои скандалы почище Брюсова, но это было тогда, когда символизм укрепил себя, и он знал, что скандала ждут, что скандалу будут аплодировать.

«Me cum esse». («Вот — это я» — слова Цезаря). Этот сборник был также рассчитан на скандал и также слаб. Но в нем уже начал отчетливо проявляться основной характер творчества Брюсова. Если раньше он колебался между эмоционально-лирическим Верленом и пластическим Бодлером, который был в большой мере парнасцем, то теперь Брюсову подсказывает чутье, что он ближе к классицизму, и он становится учеником «Парнаса». После издания «Me cum esse» Брюсова начинают печатать журналы. Его новый стиль не был столь резким и пришелся по зубам критикам.

«Tertia Vigilia» («Третья стража»), «Urbi et Orbi» («Городу и миру»), «Stephanos» («Венок»), «Зеркало теней», «Семь цветов радуги». В этих сборниках — произведения с глубоким художественным и поэтическим значением. В них Брюсов овладел своим, пластическим стилем. Но важно выяснить разницу между пластиками XVIII и первой половины XIX в.в. и парнасцами. Ясно, что между пластикой и образностью парнасцев и, тем более, пластического символизма и пластикой Пушкина и его современников — большая разница. Обычно указывалось, что Брюсов возобновитель Пушкина, но это, конечно, не так. Основным отличием Брюсова от классиков старого типа является любовь к оксюморону. Его образы сами по себе пластичны, но они не представляют целостной единой группы, а даются в двух планах. При этом резкие пластические грани взаимно стираются, проникают друг в друга, незаметными нюансами одна переходит в другую. Каждый план сам по себе пластичен, но от одного к другому мы переходим скачком. У Пушкина в единой действительности все умещается, все стянуто в единый план. В конце произведения создается единая, целостная картина, которая умещается в едином пространстве и охватывается единым взором. У Брюсова последний синтез — эмоциональный, а в слабых стихотворениях (в ранних и, как это ни странно, в самых поздних) различные планы объединяет логическая мысль.

Перенесение синтеза пластических образов в эмоциональный план характерно и для парнасцев. В «Цветах зла» Бодлера ясное море изображено пластически, но в конце стихотворения оказывается, что имелась в виду музыка; тем самым море утрачивает пластичность. В другом стихотворении ряд пространственно громадных пластических картин сводится к шевелюре. Пластическое их созерцание привело бы к нелепости, к пространственной непропорциональности: шевелюра вместила бы пространства. Пластически разработанные пространства разбиваются: они вмещаются в шевелюре. Таким образом, законченная реалистическая картина оказывается ничем иным, как выражением душевного состояния, классический образ оказывается перенесенным в сферу душевную, эмоциональную. В этом общность Бодлера и Брюсова.

Характерна для стихотворений Брюсова особая значимость последней строфы. Конечно, художественную ценность имеет и каждая строфа, но, если устранить конец, потеря будет слишком велика. Отсюда стихотворение приобретает особую нервность, которая требует более быстрого чтения. Быстрое чтение предполагает и характерный для Брюсова переход одного плана стихотворения в другой.

Присуще Брюсову и пристрастие к чувственным образам. Это есть и у классиков, но у них не переходит границы. У Брюсова же стремление к грубочувственным образам очень ярко выражено. Их эмоциональность тоже нарушает пластичность стихотворения.

Таковы основные формальные особенности поэзии Брюсова.

Основные темы поэзии Брюсова:

Темы всеприятия, радости жизни. Нет добра и зла: радость и в позоре, радость и в смерти. Все нужно принять.

Тема эроса. В ней два полюса: грубая страсть и нежная влюбленность. Промежуточных звеньев Брюсов не знает.

Тема добровольной разлуки, тема Энея и Дидоны. Рай покидается для работы, измена — для созидания.

Тема наркоза, состояние опьянения.

Тема труда, которая занимает очень большое место в поэзии Брюсова.

Сборники, написанные в преддверии Октябрьской революции. Эти сборники показательны тем, что в них Брюсов ставит чисто технические задачи. Для них характерна попытка создать не новую форму, а лишь внутри старого принципа создать новые комбинации ^{202}.

Поэзия Брюсова после Октябрьской революции. В это время в творчестве Брюсова замечается большой сдвиг. Наибольшее влияние на него стали оказывать Эмиль Вер-харн и футуристы.

Верхарн стремился не только разрушить старую форму, но и уничтожить грань между поэзией и прозой и создать рубленый стих. У него отсутствует правильное распределение звукового материала, нет определенного размера и ритма в строке. По жанру — преобладает полупоэма, полулирика неопределенного типа. Любит он употреблять нарочито грубые эпитеты и метафоры. Тематика Верхарна — город и противопоставление города деревне, хотя последняя у него отступает на задний план. По идеологии он — социалист^{203}.

Брюсов всегда был большим поклонником Верхарна, но большого влияния в раннем творчестве тот не оказал. После Октябрьской революции Брюсов вспомнил Верхарна; и здесь его влияние велико.

В это время Брюсов сближается с футуристами, главным образом, с Маяковским. Футуризм впервые появился в Италии. Отцом его был Маринетти. Маринетти свою теорию основывал на отставании поэзии от современной жизни. Поэзия плетется в хвосте, не подготовлена к действительности и должна ее догнать. Маринетти ввел новое лишь в тематику. Французские и русские футуристы выработали новую форму: отказ от определенной законченности. В жизни законченности нет, поэтому ее не должно быть и в поэзии. Современная жизнь не укладывается в единую тему. Единство жизни строится на чем-то ином. Раз устойчивых сюжетов в жизни нет, сюжеты поэзии, которые базируются на устойчивости, не заслуживают критики. Тот же принцип футуристы перенесли на постановку героя. В старой поэзии характер един, и герой дотаскивает его до самой смерти. Но искание единства как в теме, так и в характере, неверно. Единство произведения, как и действительности, должно заключаться в чем-то ином. Но когда с этой точки зрения футуристы подошли к художественному произведению, то старое единство заменить новым они не смогли. Так что они представили только отрицательную работу. Это — средний футуризм. Поздние футуристы во главе с Маяковским нашли нечто положительное. По их мнению, художественное