образ. Он, можно сказать, спас человечество от катастрофы, которая неизбежно произошла бы, если бы мы продолжали брежневскую внешнюю политику. Он, действительно, войдет в историю наравне с Лениным, чем бы перестройка ни кончилась.
А я кто такой? Все так. Но... в отношении меня в нем начинают проявляться черты, которые могут исказить его самого, как политического деятеля перестройки и нового мышления... Как в капле воды, «согласно незабвенному Пономареву».
Забирая меня с собой на Юг, он говорил, что там предстоит сделать: подготовить материалы к лекции (или брошюре) «о социализме»; подготовить основную речь для Красноярска; разработать концепцию преобразования ЦК и его аппарата.
Кроме того, надо было довершить послесловие к польско-советской книге (по итогам его поездки в Польшу), которую он обещал польским интеллектуалам. Кстати, я тоже там предлагал ему отойти от оценки 1939 года, которую он дал в докладе о 70-летии. Но... увы! Осудил Договор 28 сентября - о дружбе и границе с Германией. На это он пошел. Но это не ново...
Думаю, что тут сыграли свою роль бурные митинги в эти дни в Прибалтике... Признать порочным 23 августа 39 года - значило для него поставить под сомнение присоединение Латвии, Эстонии, Литвы... Хотя он отчетливо видит и не отрицает, что с самого начала «присоединения» было вмешательство.
«О социализме» получилось довольно много. Он продиктовал вводную часть: зачем нужна сейчас эта тема? Теперь мозги разбрелись настолько» что уже никто не знает, где социализм, где нет, и вообще что это такое.
Потом я сделал обобщение - какие выявились в нашей печати оценки нашего общества до перестройки: был ли это вообще социализм и т.д. Четыре главных направления - от Афанасьева до Астафьева.
По предварительному анализу, который я попросил сделать Амбарцумова, плюс книга «Иного не дано», я на 30 страницах изложил эволюцию концепции Ленина о социализме (понятие). На 40 страницах суммировал и оформил единым текстом то, что сам Г орбачев за эти три года наговорил на эту тему - как он себе представляет социализм.
Но сам он над всем этим объемом, который я ему неделя за неделей вручал, не работал. А когда приехали и он в понедельник собрал помощников, сказал, что вот такой материал есть, теперь его надо превратить «из количества в качество» и готовиться с ним к Пленуму ЦК, на котором будет утверждена реорганизация политической системы. Вот тут-то и понадобится «теория социализма». Сказал, что работать надо всем, а бригадиром
- Иван Тимо^еев^^щюизнес он, не моргнув глазом
Вот магия академического звания, искусственно, карьерно-бюрократически полученного... Несмотря на то, что уже подготовка XIX конференция показала, что Фролов, кроме болтовни на эту тему ... «о человеке» ни на что не способен и настоящей амуниции у него нет. Гораздо больше ее - у Шахназарова, а я просто больше читаю на эту тему, живу ею... Я обнаружил, что по философии-то в своей жизни прочел и изучил больше, чем философ-академик Фролов... Но что сделаешь! Впрочем, мне уже и тут совершенно ясно теперь, хотя меня со многих сторон и раньше «информировали», что тайна его благоволения к Ивану в Р.М. «Откуда» он (от Р.М.) и появился при М.С. Ну, да Бог с ним! Прости мою душу грешную!
Над красноярской речью М.С. работал на Юге очень основательно. Диктовал много раз, даже иногда на ночь по простому телефону в Тессели. /
Международный раздел (второй этап «Владивостокской инициативы») я сделал / быстро, проговорил его с МИД’ом, Ахромеевым и Каменцевым (внешнеэкономическая | комиссия). М.С. одобрил, принял, похвалил (что редко от него услышишь) и больше к нему не возвращался. Но зато - мучительно вырабатывал внутренний раздел. Его очень
!
беспокоит ситуация, которая сложилась после партконференции. Это объективно так I получилось, но конференция подлила масла в огонь: аппарат понял, что дни его сочтены и I в лучшем случае перестал работать, практически выключив старый механизм административной системы (в худшем же - устремился доказать, что все это - 1
горбачевская авантюра). А новый механизм не начал работать... И на полках ничего нет. В Москве говорят - это хуже» чем при Гришине... и усиленно сравнивают с двумя годами, когда на Москве был Ельцин.
Стала раздражать его интеллигенция, которая подкладывает паникерские анализы, выдает факты, будто в 27-ом, и в 50-ом, и в 68-ом годах продуктов было полно и бери где и что хочешь.
Запрашивал цифры, данные. Диктовал одно, другое, перечеркивал. Искал подходы. Но в Москву все таки привез текст «оправдательный», «уговаривающий». И только здесь нашел правильный ключ: дело затеяли трудное, но другого не дано, будем идти только вперед, а тот, кто взялся по-новому, уже имеет реальные результаты. Не спрашивайте у меня, как с перестройкой. Это я у вас должен спрашивать: я дал вам полную свободу действовать так, как вы сами считаете. Так действуйте. Кормите, одевайте, обустраивайте себя и т.д.
Эта концепция пришла ему в голову в Севастополе, куда он решил поехать на экскурсию за день до отлета в Москву. У самой набережной он был встречен многотысячной толпой, с которой в спорах и полемике провел три с половиной часа всей своей «экскурсии» (о чем я его и предупреждал).
Когда его на Сапун-горе довели: с сахаром, с жильем, с подпиской, с пенсиями, с провалом закона о предприятии, с Крымской АЭС и т.д., он (впрочем, ни разу не вышел из себя, умеет говорить с людьми) сказал: Я что вам царь? Или Сталин? Вы что - хотите, чтоб я ездил по городам: тебе - квартиру, тебе - пенсию, тебе - справедливую зарплату, тебе - порядок на фабрике? Нет. За два года вы могли разглядеть людей - кто годится в лидеры, в организаторы. И выбирать. И прогнать негодных. И сорганизоваться и сделать так, как вы сами хотите. В этом суть перестройки. Значит, вы ее в корне не поняли, если требуете с меня и ждете от Москвы разрешений и подачек.
В результате заготовка для Красноярска получилась сильной и «оптимистичной»
Я тоже его «похвалил», когда он мне звонил в воскресенье, в последний день перед отлетом.
14 сентября 88 г.
Вчера я смотрел М.С. в Красноярске по ТУ. Он великолепен, особенно на встрече с учеными и хозяйственниками. Спокоен, уверен, квалифицированно реагирует и ведет разговор. Не раздражается, но остёр и даже резок, без обидных и оскорбительных оттенков. И сразу видит человека - стоит ли его вообще
