Пленум ЦК, почти каждое заседание Политбюро, каждая встреча с партийными «генералами». Партия в этот год стремительно превращалась в открытого врага преобразований по-горбачевски. И особенно это бросалось в глаза в верхних ее эшелонах - в Политбюро, в Центральном Комитете, в аппаратах всех уровней, в обкомах.
Перетягивание Горбачевым авторитета высшей власти от Политбюро и ЦК КПСС в светские инстанции начато было с роковым опозданием, как и учреждение президентской системы. Иллюзии относительно «КПСС - авангард перестройки», а потом страх перед отторжением партии, оттеснением ее на обочину политического процесса помешали Горбачеву своевременно создать новый, эффективный центр власти. И он оказался бессилен перед националистическим взрывом и распадом экономической базы государства. Хотя - я убежден - и то и другое было неотвратимо объективно при отказе от тоталитарных методов сохранения империи и централизованного государства.
В новых избранных в основном на альтернативной основе парламентских органах «агрессивно- послушное большинство» (по определению Ю. Афанасьева) после Первого Съезда народных депутатов быстро трансформировалось в «агрессивно-болтливое». Властного авторитета ни Съезд, ни Верховный Совет не обрели, да и не имели рычагов влияния на страну. Горбачевская идея возродить Советы, которые приняли бы на себя от райкомов и обкомов управленческие функции КПСС, заглохла в самом начале.
Его попытки наладить взаимодействие исполнительной власти (его самого и Правительства) с законодательной, парламентской ничего не дали. А разгул критиканства дорвавшихся до свободной трибуны «амбициозных представителей народа» дискредитировал государственную власть вообще, провоцируя все большую дестабилизацию во всем обществе.
Горбачев метался в поисках альтернатив, компромиссов, «оптимального» сочетания прежних и новых методов руководства и управления. Были здесь промахи, ошибки, просчеты, запоздания, Гаих раз, просто нелепости. Но не в них причина начавшегося в этом году разложения общества и государства. Оно было неизбежно по самой природе совершенно уникального в мировой истории перехода общества, закомплексованного и развращенного долгой диктатурой, к свободе, которую демократически и добровольно не организованный народ понял по-русски - как «все позволено». Для него искони свобода - это воля, сродни анархии.
Началось хаотическое движение без всяких действенных правил. Процесс распада Советской державы начался, он стал неудержимым и необратимым именно в этом, 1990 году.
С исторической точки зрения, бессмысленно заниматься поиском персонально виновных, чем, увы! до сих пор занимаются наши (и, правда, меньше заграничные) демагоги и дилетанты, обрушивая главную (а то и единственную) вину на Горбачева.
Горбачев не случайно в том году начал думать (и говорить об этом в своем кругу)
об уходе. Он чувствовал, что отведенная ему Богом и историей миссия выполнена. А преподнести в одночасье 240-миллионному народу, состоящему из более чем сотни национальностей, земной рай взамен советских порядков не в состоянии никто.
Но от него ждали и хотели только этого. Не меньше. И только в этом случае признали бы Горбачева великим политиком и «спасителем Отечества». Пустые полки стали проклятьем Горбачева и одновременно символом исторически ограниченных возможностей «Перестройки».
Со свободой советский народ не справился и. сошел с исторической сцены. Правители России, узурпировавшие власть, имели дело уже не с народом, не с великой нацией, а с разношерстным населением.
И, видимо, такая именно судьба была предопределена моей стране к началу третьего тысячелетия своего пребывания в этом мире.
Вместе с тем именно в 1990 году мир стал свидетелем выдающихся результатов внешней политики Горбачева. Именно тогда стал очевиден перелом в истории ХХ столетия
- от гибельной конфронтации к мирному периоду в цивилизованной части мира.
Не должно поражать такое совпадение с началом упадка и развала главного «агента» великих перемен на мировой арене.
Такое бывало в истории, например, в период Директории после Великой Французской революции, когда внутри страны голод и посттермидорианский кошмар, а в это время Наполеон во главе своей Итальянской армии пробивает всей Европе путь в Х1Х век. Только Бонапарт это делал силою оружия. А Горбачев добился аналогичного прорыва в следующий, XXI век своей динамичной миротворческой политикой «нового мышления».
Эта политика отвечала исторической потребности человечества на переломе эпох. И поэтому была востребована и воспринята ушедшей вперед, демократической частью международного сообщества. Здесь исторический выбор Горбачева был не только правилен, но и осуществим. Его порыв на Запад (прежде всего, во имя прогресса и блага собственной страны) был в конце концов - после оправданных колебаний, сомнений, подозрений - понят. Преобразованный СССР Запад готов был принять (на определенных условиях) в свою «устоявшуюся» семью. Но СССР оказался не готов.
И неизбежная, казалось бы, конвергенция остановилась на полпути. Более того, одна из сторон этого едва начавшегося процесса разрушилась и исчезла, поощрив у другой соблазн вернуться к правилам игры в духе «старого мышления».
Внешнеполитический подвиг Горбачева не прошел даром. И это мы ощущаем в начале нового столетия... Человечество может выжить и развиваться только по критериям «нового мышления». Я имею в виду не конкретные составляющие его как доктрины, а заложенные в нем фундаментальные идеи спасительного обустройства современного и грядущего мира.
1990 год связан также с заметными переменами в отношениях между автором записок и великим Горбачевым. Но это уже частность.2 Интеркит - ежегодно собираемые совещания замзавов международными отделами ЦК компартий стран Варшавского договора (безрумын).
* * *
1988 год. Итог и значение.
Он стал переломным, причем не в лучшую сторону. Объявленные намерения Горбачева и его действия не смогли придать перестройке устойчивость.
Горбачева и Буша на Мальте. Опубликована в московском журнале «Новая и новейшая история», N 3 за
