подходил какой-то отдаленный район страны. Но, видимо, уже тогда Бог был на стороне Михаила, и вместо Красноярского или Целинного краев он оказался на Ставрополье.
Приехав на родину, Михаил обнаружил, что и здесь его особенно не ждали, приличной должности в краевом центре не подготовили, а на периферию ехать и закапывать свой талант и большие разносторонние знания смысла не имело.
Московский университет дал Горбачеву нечто большее, чем юридические знания, — здесь он опробовал силы как политический боец молодежного движения, и эта возможность лидировать среди студентов, конечно же, была заманчивой, удовлетворяла те тщеславие и амбиции, которые у него, как у немалой части молодых, были весьма сильны. Именно в университете он познакомился со многими способными людьми, чьи идеи в последние годы овладели умами общественности. Там, кстати, он сдружился со своим однокашником Зденеком Млынаржем, в последующие годы одним из руководителей компартии Чехословакии, а после 1968 года диссидентом и эмигрантом. Зденек гостил у него в Ставрополье, что по тем временам, я думаю, требовало мужества от Горбачева, пригласившего иностранца. Это была довольно прочная дружба, и о ней Горбачев вспоминал всегда с неподдельной теплотой. Особенно часто он говорил о днях смерти Сталина, потрясшей в ту пору не только нашу страну, но и братские страны социализма.
— Что же теперь со всеми нами будет, Мишка? — спрашивал Млынарж, — ведь пропадем.
Впрочем, пропасть им не пришлось, хотя пути и взгляды на социализм временно разошлись. Прежняя дружба сменилась похолоданием в период «пражской весны», разделившей их по разные стороны баррикад. Горбачев по-прежнему отстаивал верность традиционной коммунистической модели, Млынарж перспективу видел в другом и покинул Чехословакию, но открытого разрыва между ними не было.
После восхождения Горбачева на пост генсека 3. Млынарж опубликовал в одной из итальянских газет статью о новом лидере советской компартии. Горбачев хранил эту газету. Однажды, достав ее, он заговорил о Млынарже, вскользь бросив, что они дружили. Горбачев еще раз пробежал перевод статьи и сказал, что ничего плохого, в ней о нем нет. Вскоре дружба возобновилась, Млынарж нередко бывал у Горбачева, давал советы, в том числе и такие, что нельзя быстро ломать сложившиеся структуры. Трудно сегодня говорить, какое влияние оказал этот человек на Горбачева за все годы их знакомства. Но то, что это влияние было, вопрос несомненный.
Общественная работа в МГУ дала возможность расширить круг знакомств Горбачева, приобщиться к деятельности университетской молодежной элиты, и это было с точки зрения будущего крайне полезное дело, позволявшее видеть механизмы восхождения к власти пусть на комсомольском, но столичном уровне.
Вкусивший прелести столичной жизни Горбачев беспокоился по поводу неопределенности в своей судьбе. Молодого юриста это волновало теперь вдвойне. В сентябре 1953 года он женился на Раисе Титаренко, студентке философского факультета МГУ, и думать надо было о работе и для нее. Поскольку достойного места в краевой прокуратуре никто не заготовил, вполне возможно, что его ждало захолустье. А это не входило в планы молодого специалиста, вполне обоснованно гордящегося своим московским дипломом. Горбачев давно понял, в какие двери надо стучаться, чтобы не ждать милости от судьбы. Нравы в ту пору в партийных органах были не те, что в середине 70-х годов, и его не только сразу приняли и выслушали в крайкоме, но и помогли Михаилу сменить профиль работы. А хотел он потрудиться на общественном поприще в качестве комсомольского функционера, где, как считал, имел большой столичный опыт. И верно, московский опыт у ставропольских комсомольцев был в дефиците.
Судьба еще раз улыбнулась Горбачеву, и его сразу утвердили заместителем заведующего отделом пропаганды крайкома ВЛКСМ. Это была должность, которая даже для выпускника Московского вуза считалась весьма солидной.
Горбачев с головой окунулся в круговерть комсомольской жизни. Та пора оставила в его душе много добрых воспоминаний. Нередко вечерами уже в должности генсека он вспоминал эти годы, рассказывал, как мотался по станицам, проводил собрания, организовывал диспуты и ответы на вопросы. Время тогда было необыкновенным. Начиналась оттепель. Повсюду царил оптимизм. Страна расправляла плечи, быстро развивалась промышленность, улучшалось дело на селе, возводились новые города, создавались научные центры. В небо взмывали ракеты, советские люди осваивали космос, время рождало таланты. Физики и лирики, лишенные возможности трудиться в «комках», спорили о величии мироздания, о значимости духовного и материального.
Свежие ветры перемен докатились и до степей Ставрополья. И в этой круговерти Горбачев был на своем месте как организатор, пропагандист, трибун-трубач. Само время двигало его по кабинетам и коридорам ставропольской власти, пока весной 1970 года он не оказался на вершине той пирамиды, с которой хорошо просматривался Московский Кремль.
И вот тут надо сказать еще об одном, как говорил Горбачев, судьбоносном факторе.
Трудно сказать, как бы сложилось будущее Михаила Сергеевича, если бы в его жизни не появилась Раиса Максимовна. Может показаться удивительным, но позиция, характер жены сыграли определяющую роль в судьбе Горбачева и, полагаю, в значительной мере в судьбе партии, всей страны.
Раиса Максимовна — человек с твердым, жестким и властным характером — умела подчинять своей воле других, добиваться желаемого всеми силами и средствами. Она быстро стала первой дамой страны, во всяком случае значительно быстрее, чем М. С. Горбачев по-настоящему почувствовал себя лидером партии и государства. Не стесняясь, звонила и давала поручения помощникам генсека и некоторым членам руководства страны, особенно тем, кого знала. Как полновластная хозяйка, Раиса Максимовна немедля взяла на себя функции лидера и организатора созвездия супруг руководителей партии. Заняла руководящий пост в союзном фонде культуры, а по существу, была его лидером. По ее поручениям во многих структурах и органах культуры, массовой информации устанавливались правительственные телефоны. Связью на уровне генсека была оборудована и ее машина, машины сопровождения охраны КГБ.
Довольно скоро Раиса Максимовна установила и контакт с супругами жен дипломатического корпуса страны, дав им прием по случаю 8 Марта. Однажды где-то около 12 часов ночи позвонил М. С. Горбачев. Я был еще на работе. В позднее время он часто звонил и давал поручения по самым неожиданным вопросам, которые приходили ему в голову после вечерней прогулки с Раисой Максимовной. На этот раз речь шла о решении по поводу проведения приема в связи с праздником 8 Марта. Его должна была дать Раиса Максимовна. Организацией мероприятия занимались МИД и международный отдел ЦК. Решение такое было, но оформлено оно Секретариатом ЦК. Горбачев попросил переделать его в постановление Политбюро и дать делу нужный ход. Отделы ЦК сделали это. Вскоре постановление вышло и в ту пору имело силу больше любого закона.
Прием состоялся где-то в начале марта в одном из государственных особняков на Ленинских горах. Съехались на него жены руководства, послов, некоторых высокопоставленных или приближенных деятелей партии и государства, а также известные актрисы, дамы из сфер культуры, искусства, науки. Церемония эта, по мнению многих участниц, выглядела впечатляюще. Чтобы подойти и поздравить генсекшу с праздником, пожать протянутую руку, выстроилась длинная очередь дам. Первая дама выглядела довольно чопорно, внимательно, наметанным глазом оценивала дамские туалеты и драгоценности, в чем, несомненно, хорошо разбиралась. Затем дамы прошли к столам, уставленным разнообразной снедью, и терпеливо выслушали поздравительную речь. Приемы в ту пору были довольно пышными и обильными, с привлечением известных артистов. Все это обходилось в немалую копеечку казне, но денег никто не считал. Дамам дарились на приемах цветы и какие-то сувениры.
Знаю, что для многих они были тягостны и шли на них, дабы не обидеть первую леди, которая, как быстро поняли дамы, имела хорошую память; да и списки, где отмечались присутствующие, могли всегда напомнить о том, кто не уважил супругу генсека. Для меня они были тягостны главным образом тем, что Раиса Максимовна за несколько месяцев до мероприятия просила подготовить ей выступление. У нее был свой помощник, хотя он и числился в аппарате генсека, но чем-то его перо не устраивало Раису Максимовну. Заказчица она была капризная и привередливая, не стесняясь, могла отчитать за показавшееся ей упущение в тексте или подпустить колкость. Я лишь позже понял, что эта критика была рассчитана на то, чтобы показать необходимость переработки речи. Так позже случилось с писателем Г. Пряхиным, работавшим консультантом у М. С. Горбачева и получившим поручение написать книгу Раисы Максимовны. Супруги наперебой ругали его за неумение писать, за наивность, политически узкий кругозор
