перестройки излагались главным образом А. Н. Яковлевым и В. А. Медведевым. Их теоретические и многие практические концепции легли в основу фактически всех выступлений Горбачева. Вот и в тот период они взяли на себя основную тяжесть работы, внесли весомый вклад в формулирование всех разделов доклада.
После освещения международных аспектов в докладе намечалось перейти к экономическим и социальным проблемам. В развернутом виде они охватывают все вопросы перестройки. Замысел перестройки опять уточняется. Мне кажется, что игрой слов и понятий мы собьем с толку людей, и никто не поймет, что подразумевается под перестройкой и как ее предстоит реализовывать. Так позже и случилось. По поводу перестройки пошли шуточки и анекдоты. Постепенно это слово все больше превращалось в символ неупорядоченного шараханья во всех сферах жизни общества.
Когда вариант доклада, как мы полагали, «созрел» для первого чтения, Михаил Сергеевич попросил А. Н. Яковлева и меня приехать в Пицунду, где он отдыхал с семьей. Была поздняя осень, но в Пицунде еще можно было гулять, не слишком кутаясь. Горбачев предложил провести читку текста в беседке на берегу моря. Метрах в пяти — десяти шуршал прибой, влажный ветер продувал насквозь, и мы — Михаил Сергеевич, Раиса Максимовна, Александр Николаевич и я, — укутавшись пледами, читали вслух доклад. Я захватил с собой портативный магнитофон, вызвавший много шуток из-за невозможности без наушников прослушивать сказанное. На него записывал замечания. Их было по объему раза в три больше доклада. И все это предстояло утрамбовать, втиснуть в текст, оставив в основном то, что было уже написано.
М. С. Горбачев все больше втягивался в непосредственное формулирование тезисов. Он уже овладел проблематикой, достаточно быстро улавливал, что стоит за той или иной формулировкой, и глубже оценивал содержание. Приблизительно с этого времени он все активнее участвовал в подготовке наиболее важных документов и приглашал присутствовать при работе своих приближенных скорее как статистов. Но первоначальный материал, идеи принципиального характера ему, разумеется, были необходимы, и он заставлял писать и переписывать текст по нескольку раз.
Работа в Пицунде была напряженной, и мы возвращались в расположенную недалеко то ли гостиницу, то ли санаторный корпус обессилевшие. Дачи, где останавливались Горбачевы, принадлежали КГБ и состояли из трех отдельно стоящих строений в реликтовом, знаменитом во всем мире сосновом бору. Это было очень приятное и удобное для отдыха место в огромном заповеднике. Близко никого не было, стояла тишина, и лишь морская волна шелестела мелкой галькой. Здесь можно было хорошо погулять и отдохнуть.
Дом, где остановилась чета, был двухэтажный, внутри отделанный деревом, с просторными комнатами, спальнями, кабинетом. Во второй половине дня, когда темнело и усиливался ветер с моря, мы перебирались в кабинет М. С. Горбачева, и там продолжалась работа. Иногда он оставлял нас ужинать. Это были скромные застолья, готовили здесь невкусно и однообразно. Пища ничем не отличалась от московской. Обстановка не располагала к тому, чтобы задерживаться. Горбачевы часов в 10 отправлялись на ритуальную прогулку, отменить которую могли только чрезвычайные обстоятельства.
Работа наша мало-помалу продвигалась, и мы стали собирать вещи. Скоро с кипой дополнений и замечаний вернулись в Москву. Начался второй этап работы над докладом XXVII съезду КПСС. В начале нового года материал был готов настолько, что требовал лишь шлифовки генсека. М. С. Горбачев для доработки его предлагал выехать в Завидово — любимое место отдыха Л. И. Брежнева и его приближенных. Завидово — военное охотничье хозяйство, расположенное в 150 километрах от Москвы по Ленинградскому шоссе, — всегда было местом охоты высокопоставленных стрелков нашей страны и гостей из-за рубежа. Оно расположено вблизи и по берегам водохранилища, сравнительно недалеко от станции Конаково.
За последние годы здесь выстроили отличные особняки. Если Л. И. Брежнев жил в апартаментах строения, сооруженного из стандартных блоков, которые использовались в 60-х годах для возведения пятиэтажек, то теперь здесь стоит великолепный особняк, отделанный деревом ценных пород, украшенный многопудовыми люстрами, сочетающий в себе помещения крестьянского деревянного дома и великолепие современной итальянской виллы.
Горбачевы занимали этот дом. А. Н. Яковлев, В. А. Медведев и я размещаемся в ста метрах в пятиэтажке, к которой пристроен огромный бассейн, финская баня. Имеется здесь и большая столовая, кинозал, бильярдная и оставшиеся еще от Л. И. Брежнева и его гостей охотничьи трофеи и различные сувениры.
Недалеко возвышаются еще две двухэтажные виллы, выстроенные по прекрасным проектам с высоким качеством и использованием импортного оборудования и отделочных материалов. Они пустуют.
Каждое утро около десяти часов все садятся в «крестьянской» комнате виллы Горбачевых в могучие кресла, покрытые кабаньими и медвежьими шкурами, за большой некрашеный из сосновых досок стол и начинается работа. Сидим впятером. Раиса Максимовна уже давно стала полноправным участником в подготовке документов и довольно дотошно обсуждает каждую строчку. Она — организатор работы и хранитель идеологической чистоты текста. Дело идет медленно, часть страниц опять передиктовывается, дополняется, получает новую редакцию, а отдельные положения — развитие.
Около 12 часов Раиса Максимовна объявляет небольшой перерыв. Приносят топленое молоко, кофе, конфеты, зефир, печенье, сливки. И начинается ритуальное Создание» должного кофе. Я к нему равнодушен, а супругам подают в «турках» этот напиток, изготовленный по специальным рецептам. Затем идет проветривание помещения, маленькая разминка и вновь согбенный труд.
Работоспособность и прилежность Горбачевых поразительна, они вторгаются в текст, который мы с А. Н. Яковлевым отстаиваем насколько можно. И только поняв, что именно не устраивает супругов, начинаем переформулировать фразы. Но последнее слово за ними. Если мы отстаиваем ту или иную формулу, то через несколько дней видим, что она все равно сделана по-горбачевски. Только В. А. Медведев готов переписывать и давать новую редакцию тому, что сам писал. Чаще всего он это делает инициативно. У нас с А. Н. Яковлевым не исчезает чувство подозрения, что он просто забыл, что в Волынском настаивал именно на существующей формулировке. Впрочем, Вадим Андреевич неутомим, полагая, что лучшее — враг хорошего. Правда, на другой день он обнаруживает и признает, что наилучшее не меньший враг лучшего. И все начинается снова.
Наконец доклад закончен. Сегодня после обеда отъезд. Мы выходим на улицу и замечаем покрытые толстым снежным покровом поля и деревья, пруды. Мороз не дает возможности стоять на месте. Делаем кружок-другой и начинаем готовиться к отъезду. В доме начальства горничные уже собрали вещи, охрана подгоняет машины. Стоим в ожидании выхода Горбачевых. Выходит Михаил Сергеевич, и, наконец, появляется Раиса Максимовна. С большим чувством пожимаем протянутые руки. Так и хочется сказать спасибо, но вроде все-таки эти слова должны сказать мы. Однако не стоит мелочиться.
Накануне вечером был «прощальный» ужин. Подали коньяк и виски, вино. Но настроения не было, да и говорить не о чем. Единственное разве — о весне 1985 года. И тогда начинаются воспоминания, как мешали Горбачеву занять пост на Олимпе и что делали против него, чтобы убрать с политической арены. Генсек хорошо помнит все и называет имена. Нет, он ничего не забыл…
Около 12 ночи расходимся. В номере темно, муторно, и все надоело. Собираю бумаги. Для доклада их присылали и сюда, лично Горбачеву. Или передавали через меня. А. И. Лукьянов, заведующий общим отделом, знает дело и залеживаться бумагам не дает. Так уж воспитан всей обстановкой, ответственностью, которая традиционно была перед генсеком, Политбюро ЦК.
…Начальство уехало, садимся и мы в машины и направляемся в Москву. Я заезжаю сразу в ЦК — документы должны быть возвращены, кроме того, надо отдать для перепечатки доклад. Завтра предстоит его размножить и разослать членам Политбюро и секретарям ЦК.
День кончился, сколько их было и будет еще. Но теперь все меньше остается удовлетворения от работы. Впечатление такое, что мы делаем что-то не то, направляя все силы в слова — доклады, речи, выступления. Как-то напряглось общество, лишилась четкости в действиях партия. Положение в экономике остается более чем сложным. Пока начальство выясняет, что же все-таки представляет из себя перестройка, занимается моральным стриптизом, ругает своих предшественников, люди все больше задумываются — куда же руководство клонит, что нужно делать?
Это покажется, может быть, невероятным, но что конкретно делать, тогда не знал никто. Начиналась пора теоретического разброда и путаницы, организационной немощи. Сегодня говорится одно, завтра
