Идет разговор, часто продолжающий те темы, которые только что звучали с трибун съезда. Эти выходы «в люди» М. С. Горбачев попробовал делать и на пленумах ЦК, но там вокруг него не толпились. С мест не вскакивали, а многие и не подходили к генсеку, и это его сильно тревожило. Он возвращался из зала, часто удрученный.
Энергичность, уверенность все больше покидают генсека. Порой чувствуешь, что ему это все давно надоело и он жалеет, что взвалил на себя непосильную ношу. Обвинения в бездеятельности ЦК и его лично звучат настолько часто и резко, что только хорошие нервы могут сдержать от резкостей. Но добираются и до болевых точек. Генсека призывают заняться внутренними делами и меньше путешествовать за границей. Это не в бровь, а в глаз. Горбачев не выдерживает и срывается, понося автора этого предложения. Он еще долго негодует по этому поводу, и секретарь Алтайского райкома партии, указавший на этот его недостаток, еще раз выступает и подтверждает свою позицию.
XXVIII съезд КПСС был ознаменован еще одним нерядовым событием. Слова попросил Б. Н. Ельцин. К тому времени он полностью перешел на сторону формирующейся оппозиции. И это привлекало внимание к его выступлению. Говорил он тверже и увереннее, чем на партконференции, слова его были резки до жестокости и обращены скорее к народу, чем к делегатам съезда. Упор делался на критику партийного аппарата; перспектива виделась в многопартийности, возможности членам КПСС определиться в своем политическом выборе. Предлагалось изменить название КПСС, освободить ее от всех государственных функций. Народ Поддержит только ту политическую организацию, которая позовет не в заоблачные коммунистические дали, а будет каждодневно делом защищать интересы каждого человека, помогать сделать его и всю страну нашу передовой, богатой и счастливой». Так закончил свое выступление Ельцин.
Но не прогнозы для страны и партии обеспокоили тогда Горбачева. Его взволновали слова Б. Н. Ельцина о перспективе нынешнего руководства КПСС: «Можно предположить, что начнется борьба за привлечение к суду руководителей партии всех уровней за ущерб, который они лично нанесли стране и народу. Могу назвать хотя бы одно из этих дел — об ущербе в результате антиалкогольной кампании. Народ спросит за все остальное: за провалы во внешней торговле, сельском хозяйстве, за национальную политику, политику в отношении армии и так далее и так далее. Страна должна знать, какое наследство оставила ей КПСС».
Это было предупреждение лично генсеку, и, мне казалось, он хорошо запомнил пункты обвинения, стремясь поправить все, что еще мог сделать в тот период. Что касается выступления Ельцина, то по всему было видно, что оно последнее на партийных форумах. Он прощался с партией, предупреждая, что может ждать КПСС и ее лидеров. В конце концов так и случилось. Он заявил о своем выходе из партии, а мандатная комиссия съезда признала его полномочия как делегата утратившими силу.
Как бы ни был тяжел конфликт Горбачева и Ельцина, Ельцина и ЦК, демонстративный выход из партии произвел впечатление на многих делегатов и коммунистов, сыграл немалую роль в создании обстановки неуверенности, а затем и в развале партии. Разумеется, такому исходу дела способствовало и безвольное поведение Горбачева.
Съезд продолжал работу. Он принял много важных решений по самым разнообразным вопросам, волнующим партию и народ страны. Наметил новые пути дальнейшего реформирования государства. Но, думаю, каждый чувствовал, что намеченные постановления нежизнеспособны, их некому выполнять, за их реализацию некому бороться и некому требовать их осуществления.
И вот наступает финал. Предстоят выборы генерального секретаря ЦК и его заместителя. Мнения разделились с первых минут обсуждения кандидатур. Одни хотят, чтобы дело перестройки до конца доводил М. С. Горбачев, другие говорят о невозможности и некорректности сочетания двух постов. Кое-кто утверждает, что генсек не занимается партией, некоторые — что будет, если Верховный Совет СССР запретит совмещения должностей. Но Михаил Сергеевич выбор сделал и отказываться от поста лидера не собирается. Начинается выдвижение кандидатов. Назвали многих, но все они отказались, остался только Т. Г. Авалиани, первый секретарь Киселевского городского комитета партии из Кемеровской области. Он прошел нелегкий жизненный путь и не дрогнул в «соревновании» с Горбачевым. Правда, Т. Г. Авалиани при голосовании набрал 501 голос. Но удивительно не это, а то, что из 4683 делегатов против Горбачева проголосовало 1116 человек. Это не сотня-другая заблудших, из-за которых, как утверждают некоторые, Сталин уничтожил чуть ли не всех делегатов XVII съезда партии, — сегодня такой результат выглядит как серьезный сигнал. По существу — крупное моральное поражение: четверть состава съезда отказала в доверии…
Внутренне Горбачев потрясен. Он, конечно, знал, что спокойно дело не закончится и без борьбы не обойтись, но такого политического нокдауна, который открыл счет оставшимся дням, он не ожидал.
Впереди было еще одно испытание — выборы заместителя генсека. Наряду с «запланированным» В. А. Ивашко кандидатом был назван и Е. К. Лигачев. В отведенном времени для изложения своих концепций и ответов на вопросы и тот и другой довольно удачно преодолели «сито» проверки. Чувствовалось, что к Е. К. Лигачеву зубастых вопросов больше и трудности у него при избрании еще впереди. Так и получилось: съезд предпочел заместителем генсека ЦК В. А. Ивашко. Е. К. Лигачев получил всего 776 голосов «за» и 3642 «против».
Я был невольным свидетелем последней сцены, завершающей взаимоотношения Е. К. Лигачева и М. С. Горбачева. Генсек возвращался после голосования за своего «зама» и неожиданно в узком переходе из Георгиевского зала Кремля во Дворец съездов столкнулся с Е. К. Лигачевым. Лишь на мгновение он растерялся, но неожиданно сказал:
— Я голосовал против тебя, Егор.
— А я, Михаил Сергеевич, — ответил Е. К. Лигачев, — голосовал за ваше избрание генеральным секретарем…
И они разошлись в противоположные стороны. Разошлись навсегда. Я вспомнил, сколько делал Е. К. Лигачев для избрания генсеком М. С. Горбачева в весенние дни 1985 года. В ту пору «кадры партии» были в его руках, и он беседовал не с одним десятком членов ЦК, секретарей обкомов и крайкомов, прося их о поддержке при избрании Горбачева генсеком на внеочередном Пленуме в 1985 году. Прошло пять лет, и мировоззрения, характеры, принципы развели этих людей. М. С. Горбачев легко перешагивал через прошлые связи, своих товарищей по работе. А друзей у него, по-моему, никогда и не было. Во всяком случае, в Москве. Да еще большой вопрос: были ли у него вообще товарищи? Вроде не меня надо было спрашивать, но приходилось слышать от членов Политбюро, секретарей ЦК: почему М. С. Горбачев сторонится человеческого общения? Есть ли у него близкие товарищи, или он исповедует философию британских политиков, которые утверждали, что у Англии нет друзей и нет врагов, но у нее есть интересы.
Однажды, когда обстановка располагала к откровенности, я высказал эту мысль Р. М. Горбачевой, которая всегда интересовалась отношением к их фамилии со стороны простых и не очень простых людей. Я сказал, что жаль, когда лидер партии не встречается со своими соратниками в обычной домашней обстановке, не обсуждает простые человеческие заботы. Эти слова, видимо, взволновали Раису Максимовну, она быстро свернула разговор и положила телефонную трубку. А через пять минут перезвонила:
— Но вы ведь, наверное, знаете, что бывают встречи членов Политбюро и секретарей ЦК с женами в Новый год?
Я это действительно знал. Но, во-первых, такое случалось раз в году числа 1–2 января, а во-вторых, как мне рассказывали секретари ЦК, это бывали тягостные часы принудительной встречи, больше напоминающие заседания Политбюро ЦК, только с женами и фужерами. Многие старались увильнуть от подобной обязаловки, ибо обстановка там была гнетущей и кое у кого оставляла тяжелый осадок.
Наверно, я затронул крайне больное место, потому что на другой день М. С. Горбачев поручил составить список помощников, советников и их жен. Возможно, предполагалась какая-то встреча, но, взглянув на многочисленную «команду» своего окружения, он, видимо, окончательно оставил эту идею. Разумеется, дело не во встречах и тем более не в застольях. В отношениях с соратниками у генсека не было человеческого тепла и уважения. А в такой сложной работе, тяжелой моральной обстановке, которая в последние годы власти Горбачева царила вокруг его команды, необходимы были человеческое тепло, нормальное общение, поддержка и, если угодно, забота. Я всегда считал, что люди, тащившие вместе с ним
