такими темпами недалеко уже было и до первой сломанной кости. Аргумент возымел действие и клиент сломался.
— Никто, никто не посылал. Мы тут сами промышляем. Отпусти, все скажу.
— Отпущу, отпущу, не переживай, — упокоил капитан, а сам еще слегка надавил. — Точно сами работаете, а может, кто навел а?
— Ах ты ж… — выматерился грабитель, — нет сами, мы эти переулки сторожим. Нам их Трехпалый, который этот район держит, отдал.
— Ну ладно тогда. Так даже лучше — меньше мороки, — после этого быстро достал свой нож, оставшийся еще с Земли и с которым он теперь почти не расставался и полоснул зажатого грабителя по горлу. До уха донеслось тихое бульканье, и клиент обмяк. Поднявшись на ноги Серов пошел обратно к тому месту, где на него напали. Нужно было разобраться с тем самым первым, которому он сломал руку.
Однако на месте его не оказалось. Увидев, а частично услышав, какая участь постигла его коллег по ремеслу, он поспешил удалиться с 'места происшествия'. Увидев пропажу, капитан замер на несколько мгновений в раздумьях. Оставлять за спиной врагов, конечно же, нельзя. Большую глупость и придумать сложно, ибо враги по своей природе имеют свойство накапливаться. А когда их набирается много, жить становится грустно. Поэтому лучше бы этого грабителя найти. С другой стороны, в этих темных улочках, где у заборов и стен домов свалены кучи хлама можно спрятать взвод солдат, да так что и не найдешь. Так что ничего не оставалось делать, как бросить это дело и возвращаться. Благо лица его вряд ли в темноте хорошо разглядели. Да и руку было бы неплохо перевязать, а то уже крови целая лужа натекла.
Придя на постоялый двор, Серов застал там своих, отрывающихся по полной. Они были настолько увлечены имевшейся в изобилии выпивкой и доступными девушками, что поначалу и не заметили возвращения отца-командира. Впрочем отцом-командиром он еще не стал. Так — новый вожак, который загрыз предыдущего и занял его место. Над тем же, что бы эти люди безропотно выполняли приказы и добровольно шли за него на смерть, если это конечно понадобится, нужно было еще работать и работать.
Отловив суетящуюся в обеденном зале девчонку-разносчицу, он отправил ее на кухню, поставить кипятится воду. Стерильных бинтов у капитана не было, а здохнуть от заражения крови ну совсем не хотелось.
'Так, что еще нужно. Нужно дезинфицировать рану. Чем? Нужно спросить у трактирщика что-нибудь покрепче. Оборотов сорок, пожалуй, хватит. И иголка с ниткой, — теперь пусть и в скудном, но все же освещении постоялого двора, стало ясно, что рану придется зашивать. В самой этой операции ничего сложного или особо страшного не было, но вот только это там, на Земле, а здесь… — Помнится из уроков истории, медицина в средневековье была еще та. Еще неизвестно, от чего чаще умирали, от болезни или от лечения. Хотя… как таз с такими то ранами тут должны справляться нормально. Если все шастают с острыми железяками, то и раны от них — дело привычное'.
Капитан бы и сам себя зашил. Его учили, как правильно штопать человека, в том числе и себя. Вот только раня была расположена неудобно. Будучи правшой Серову было бы очень не удобно одной левой рукой выполнять столь непривычную операцию. Нет, если бы не было другого выхода, он наверное бы справился, но зачем если вокруг есть другие люди.
Мысли текли вяло, клонило в сон, а в ушах стоял монотонный гул — сказывалась потеря крови. Дальнейшее продолжение вечера капитан помнил смутно. Сказывалась общая усталость и состояние организма. Да и местный анестетик — два полных стакана такого самогона, что даже у привычного Серова брызнули из глаз слезы — тоже не способствовал ясности в голове.
Зашивать принялся трактирщик. Получалось это у него достаточно ловко: толи не всю жизнь он работал за прилавком, то ли заведение не самом деле было не таким уж и тихим и ему приходилось иногда штопать тех, кому не очень повезло. Так или иначе шов получился достаточно ровный, сам капитан левой рукой лучше бы не зашил в любом случае.
На этом очень длительный день для Серова закончился. Он уже сквозь сон чувствовал, что его куда-то ведут, снимают обувь, а как только голова коснулась чего-то мягкого, он провалился в сон окончательно.
Трехпалый не зря пользовался авторитетом в городе. Будучи опытным волчарой он лез наверх не считаясь не с чем, вырезая конкурентов с воистину звериной жестокости. Забравшись же на вершину 'пищевой цепочки', повторять ошибок своих предшественников Трехпалый не стал, и карал каждого, кто смел даже подумать о неповиновении. Что еще поднимало его авторит среди сброда, в принципе понимающего только язык силы, так это принцип не бросать своих. Поговаривают, что такой нестандартный взгляд на жизнь ему привили в армии, где он оттрубил с десяток лет в качестве наемника, получив в довесок жизненным убеждениям несколько кривых шрамов и небольшой стартовый капитал. Кличку свою он тоже там заработал. А может и нет: в конце концов, под голубым небом очень много мест, где можно ненароком потерять кусок своей драгоценной шкуры.
Так вот, была у него привычка не бросать своих. При чем под определение 'свои' порой попадали совершенно разные люди. Тем не менее, каждый, кто на него работал знал, что в случае необходимости Трехпалый ему поможет. С другой стороны счет за свою помощь иногда потом выставлялся такой, что проще удавится. Доходило даже до того, что он выкупал попавшихся подчиненных из каталажки, что в обществе где каждый сам за себя вообще считалось нонсенсом. В целом же, возможно именно благодаря своим чудачествам прожил так долго — конечно не только благодаря им, но вистов такие жизненные принципы опытному вору явно добавляли.
Трехпалый вообще был личностью примечательной. Как и многих других его собратьев по ремеслу, жизнь его не щадила, не забывая регулярно отвесить ему хорошего пинка. Тем не менее, он не сломался а, наоборот, приобрел ценный опыт, который позволил ему не излете жизни занять достаточно высокое положение. Выше для таких как он в этом мире прыгнуть было просто невозможно. Деньги здесь решали далеко не все, а люди еще не забыли, что, например, означает слово честь. Да и низкое происхождение было тем еще якорем.
Сейчас он сидел за массивным деревянным столом, разглядывая пришедшего к нему посетителя. Посетитель — парень лет двадцати-двадцати пяти — выглядел не очень. Жалко выглядел он, прям скажем. Правая рука, перемотанная какими-то не очень чистыми тряпками, висела на перевязи, вся левая часть лица представляла собой один большой синяк. Да и в целом он выглядел… потрепанным.
— Так говоришь завалил он твоих этих… двоих? — Еще не хватало большому начальнику запоминать имена всякой мелкой шушеры.
— Да, как детей. Те и пискнуть не успели.
— Ну а ты как тогда здесь оказался?
— Дык, я успел меж ящиками затихариться… пока он Рыжего… довивал. А когда вернулся, то искать не стал. Ну там такое место что и правда — хрен найдешь.
— Нехорошо… нехорошо честных парней как скотину по переулкам резать. Надо найти молодца да объяснить, что не прав он, не нужно так делать.
— Так я за тем и пришел. Что бы, значит, восстановить справедливость. Ага.
— А ты вообще молчи, — Трехпалый, наконец, сосредоточил свое внимание на стоящем перед ним человеке, — совсем страх потеряли, последние мозги пропили. Не смотрите на кого можно пасть разевать, а кого обходить десятой дорогой. Так что вам за дело досталось. Думать надо головой иногда, а не только туда жрать.
Не ожидавший такого неудачливый грабитель растерялся, услышав такую отповедь.
— Но мы…
— Все свободен, — резко оборвал его Трехпалый.
— Эй, Мирт, — дождавшись когда посетитель выйдет, позвал он своего помощника, — а ну зайди, дело есть.
Мирт был главным помощником ночного хозяина города в делах, где нужно было приложить голову, а не только молодецкую силушку.
— Звал, старшой? — спросил входящий в комнату парень.
— Звал, звал видел этого придурка с покалеченной рукой?.
