мужикам, так и будешь, всю жизнь, шмонаться, униженная и оскорблённая, блин! Без детей и крова, продавая свой жалкий прибор. Это — жизненный сценарий. В общем, пока…
Встал и, пошатываясь, вышел, чувствуя моральную победу. Но оказавшись дома, вновь и вновь, мучительно, стал прогонять в мозгу всю их совместную, с Ленкой, жизнь. Его переполняли и ревность, и стремление быть с любимой, и жуткое чувство одиночества, и неспособность что-либо изменить…
2
На следующий день, неожиданно для всех, начался запой у Игнатия Ивановича. Впереди была уборка картошки, — посему, тем более, было странно, что он, такой хозяйственный мужик, вдруг запил. Соседи не догадывались, что виной тому, стали переживания за сломанную жизнь сына, его пьянство, за проститутку сноху; стыд перед соседями и мужиками из цеха, где подрабатывал.
Мать сразу приняла меры: убрала новое покрывало с дивана, сняла дорожку и ковры с пола, потому что всё это, сразу бы превратилось в негодное состояние, от мочи, блевотины и грязи. Уже на второй день, Игнатий Иванович валялся, как свинья, и дико выкрикивал, в пьяном угаре, чтобы его похмелили. Находиться рядом с ним, было невыносимо. Выпив почти полный стакан водки, алкаш забывался на 20–30 минут, а потом, вновь начинал, орать благим матом. Ползал на карачках по комнате, опрокинул бак с запасённой водой. Мать постоянно сменяла одежду, бегала за «пойлом».
Остановить запой было, практически, невозможно. Пьяным, Игнатия Ивановича, в больницу не брали. Для сего нужно было, не только протрезвиться (а он не желал этого), но еще, и взять, лично, направление в наркодиспанцере на лечение. Поэтому оставалось только ждать, когда алкаш сам, напившись, изъявит желание, прекратить добровольное сумасшествие. Мать пока, перешла жить к Михаилу, у которого тоже, шел запой, но не в такой тяжелой форме…
— Вставай, утро уже. Пойдем к отцу, в тот дом. Надо опохмелить его, а тебе прекращать пьянку! В огороде, кое-что сделаем…
Игнатий Иванович, потерявший облик человека, опухший, обросший щетиной, лежал в луже собственной мочи, и стонал: «Налей!».
— Пьяный еще совсем. Миша, сбегай, купи водки и пива…
Отца опохмелили, и он, казалось бы, отключился, заснул. Сами пошли в огород, убирать кабачки.
Через некоторое время, Михаил забежал в дом, выпить воды. Батя спал. Подошел поближе, всмотрелся — не дышит! Не может быть! Нет, вроде, спокойно спит на боку… Стал трясти за плечо. Никакой реакции! Даже не застонал! Сын похолодел. Умер… Неужели умер?! Он, со всех ног, бросился в огород к матери.
— Отец че-то не дышит! Трясу — не реагирует!
Мать, чуть не выронила лопату, закричала:
— Срочно звони в «Скорую» и в милицию! Ах, боже мой!
Вбежавши в дом, пощупала пульс у мужа. Потрясла.
— Умер! Вызывай, я сказала! Тёткам звони! Что стоишь.
Михаил бросился на улицу…
Когда вернулся, мать плакала над застывшим телом бати. Рядом за столом, сидела Юлька, тупо уставившись в пространство.
«Как же так?! — подумалось ему. — Буквально, час назад опохмелился, еще был жив, дышал, а сейчас отца не стало? Горе-то, какое…».
Михаил подошел к мёртвому и накрыл покрывалом. Стало плохо. «Давление поднялось!». Перешел в смежную комнату и лёг на живот, закрыв лицо руками. Ужас от трагедии, не проходил.
Вскоре, прибыла «Скорая», а потом, милиция. Констатировали смерть; лейтенант составил акт. Приехали тётки с мужьями, а затем и катафалк. Двое служителей бюро, положили тело на носилки, отнесли в машину. Увезли.
Всё происходило, как во сне. Ни мать, ни Михаил, ни родственники еще не осознавали страшную беду, свалившуюся на них. Все были, в каком-то очумелом ступоре.
— Ты уж, Миша, не пей, пока отца-то будут хоронить, — подошла одна из тёток. — И кто думал, что вот так, в таком не старом возрасте, погибнет от водки… Матери-то, матери каково…
…Через день, тело забрали из морга. Отец был крещеный татарин, но мать решила, хоронить его по-мусульмански. Поэтому, полагалось омовение. Мулла попросил Михаила, подавать кувшины с тёплой водой, но ему опять стало плохо, и за дело взялся двоюродный брат.
Потом, отца завернули в специальную белую ткань и новое покрывало. Мулла, при собравшихся родственниках, прочитал молитву, и вскоре, процессия из двух автобусов поехала на кладбище.
«Как быстро всё закончилось… — отметил про себя Михаил. — Сейчас зароют, и нет человека, — ни его стремлений, ни идеалов, ни опыта. Ничего…».
Тело опустили в могилу. Мать еле стояла, сын поддерживал, обняв за плечо. Опять молитва, и яму засыпали землей…
Кончено… Прощай, батя! Михаил впервые, не стыдясь, заплакал. Было горько, обидно, очень жалко… Кто же мог подумать, что так может, неожиданно, всё произойти! Перевернуть, в одночасье, жизнь их семьи! Как дальше быть без отца? Теперь, на плечи сына, как мужчины, ложится вся ответственность за мать, за хозяйство. Теперь, — мать нужно беречь! Раньше-то, почему не берёг?! И с пьянкой нужно, раз и навсегда, завязывать!.. Но, Боже мой, как жалко батю! Жил бы еще, да жил…
3
Михаил, после случившегося, перебрался в родительский дом, ближе к безутешной матери. Бросил пить. Мать была, как натянутая пружина. Она что-то, без конца, делала и делала по хозяйству, и заставляла работать сына. Казалось, в этом напряженном труде, хотела забыться от мучительных мыслей. Зато, когда наступала ночь, громко рыдала в маленькой комнате. У сына, слёзы подкатывали к горлу, но ничем не выдавал своей «слабости».
Через несколько дней после похорон, пришел, ничего не знавший о беде, друг отца Виноградов. Михаил косил у дома траву.
— Игнатий дома?
— Умер он. Три дня, как похоронили…
— Да ты что! Как это случилось-то?!
Узнав всё, Виноградов с горечью проговорил:
— Просил же я его: не пей, Игнатий, не пей! Не начинай! И вот… Ну, ты-то, Михаил, понимаешь, что требуется? На первых порах, конечно, тяжело будет, но потом, легче. Мать береги…
А мать, через неделю после трагедии, заболела. Поднялась температура, тело трясло в лихорадке. Приезжала «Скорая»; приходил врач из поликлиники, прописал лекарства, но лучше не становилось.
— У вас, вероятно, серьёзная инфекция… — сказала доктор, придя в очередной раз. Будем стационировать в больницу. Вы ведь не против?
И мать увезли.
Оставшись один-одинешенёк, в большущем доме, Михаил впал в тревожную депрессию. А надо было, вести хозяйство: кормить целую армию кур, собирать яйца, смотреть за огородом, понемногу убирать картошку, и так далее. К этому, — сын явно, не был готов. Да еще к матери в больницу ездил. Боялся за неё… И он запил, по своей слабохарактерности.
О Зае, как-то, даже и не вспоминалось. Соседи сообщили, что она, узнав о смерти отца, тут же съехала с квартиры, найдя какого-то, как сама, полудурка. Стала сразу сожительствовать, — как говорится,
