Но тут, в Москве, Рита ощущала себя улиткой, потерявшей ракушку-домик, и ее незащищенному телу все казалось угрозой! Хотелось уползти куда-то туда, где можно было затеряться, спрятаться, – в большой город, в нагромождение домов, строений, дорог, людей, машин... Забиться в щель, сделаться невидимой...
– Я хочу прогуляться, – сообщила она в спину Андрея, сосредоточенно стучавшего по клавишам своего нового компьютера. – Ты останешься тут? Я спрашиваю, потому что у нас только одна связка ключей, – пояснила она.
Андрей обернулся:
– Тебя тяготит мое присутствие?
– С чего ты...
– Рит, я тоже давно живу один. Я знаю, что одиночество не делится на двоих...
– То есть это тебя мое присутствие тяготит?
– Блин!
– Ты как-то не интеллигентно выражаешься, – хмыкнула она.
– А я должен?..
– Конечно, ты же интеллигент!
– Дурочка, – улыбнулся он. – Вундер-дурочка. Погоди, я с тобой, вместе прогуляемся.
Они гуляли. То есть просто слонялись по улицам. Сначала по проспекту Мира, потом забурились в отходящие от него улочки и переулки, рассматривая дома и болтая о какой-то ерунде. Рита рассказывала о своем восприятии Москвы, Андрей делился своим – довольно схожим, как выяснилось...
Солнце сияло на чистейшем, детской голубизны небе, снег искрил, морозец был приятным, несильным – ровно настолько, чтобы подрумянить щеки, не отморозив нос.
Постепенно Риту отпустила тоска, это жуткое чувство незащищенности – чувство голой улитки, потерявшей домик. Город словно раскрыл ей свои объятия за время этой прогулки, принял Риту... Может, потому, что они с Андреем разделили его на двоих?
Одиночество, сказал он, на двоих не делится... Но город, – он большой, он делится, наверное?..
– У нас хлеба нет, – вдруг вспомнила Рита. – Надо купить.
– Раньше в городе были булочные, – ответил он. – В Москве были, в Питере, и в других городах тоже. А теперь их, по-моему, не существует. Думаю, что нам нужно найти супермаркет.
Они принялись искать что-нибудь похожее на супермаркет, но в маленьких улочках, где они плутали, такового не наблюдалось. Спросили прохожего, тот махнул рукой в сторону проспекта.
В этот момент Рита поняла, что ей срочно нужно...
– Купи сам, ладно? Я домой пойду.
– Что случилось? – удивился он, но тут же спохватился: сообразил. – А, держи ключи.
– Я запуталась здесь... Куда идти?
Андрей пояснил, и они расстались. Рита чуть ли не бегом припустилась «домой», – в квартиру Александры. Замок она открывала, расстегивая одновременно джинсы...
Уфф, наконец! Она вспомнила анекдот: «Где находится душа? – Под мочевым пузырем. – Почему? – Потому что, когда пописаешь, то на душе полегчает!»
Рассмеявшись, она спустила воду, застегнула ремень, вымыла руки. И в этот момент зазвонил ее мобильный.
Новый ее номер был только у Андрея и у детектива. Она посмотрела на входящий: Андрей.
– Рит, у меня новость... Плохая, предупреждаю сразу. Ты дома?
– Да...
– Никуда не выходи, я сейчас приду.
Пришел. Тянуть не стал: с порога сообщил, что видел, проходя мимо районного отделения полиции, ее фотографию на стенде розыска преступников.
Рита побледнела.
– За что? Там сказано, за что?!
– Нет. Только просят граждан, в случае, если тебя заметят, сообщить по указанному телефону... Думаешь, Митины происки? – спросил Андрей.
– Больше некому, – тихо ответила она.
– Рит... ты уверена, что рассказала мне всё?
– А я должна?!
– Прости, я неверно выразился. Мне не нужно знать всё, я не спрашиваю тебя о подробностях всей твоей жизни... Мне надо знать лишь то, что имеет отношение к твоей безопасности.
– Как ты точно формулируешь мысли, Андрей...
– Тебя это раздражает?
– Меня это убивает. С тобой, как на рентгене! Анамнез и диагноз в одном флаконе!
– Рит, не дури. Твоя фотография висит на стенде розыска. С этим надо что-то делать. Но для начала нужно понять, по каким причинам она там оказалась!
– Думаешь, нет дыма без огня? – горько усмехнулась она.
– Не думаю. Я изучаю политику, ты не забыла? И хорошо знаю, как люди умеют раздуть и дым, и огонь – из ничего.
– Утешил...
– Рита!
– Ты поверишь, если я скажу, что причин нет?
– Поверю. Но чтобы раздуть дым и огонь, нужно было Мите за что-то зацепиться. Иначе ему такая идея просто-напросто не пришла бы в голову. Так что стало для него толчком?
Рита почувствовала на глазах слезы – и изумилась им. Она никогда не плакала, даже когда была маленькой. Слезы, за редким исключением, – это жалость к себе и просьба к окружающим о том, чтобы пожалели. Что Рите всегда казалось унизительным. Не сама жалость, нет, – она ничего зазорного в этом чувстве не находила. Унизительной была
– Ты чего?.. – Андрей, заметив мокрые Ритины глаза, конечно же, ее пожалел. И вдруг обнял. – Ну что ты, вундер-девочка, что такое?
– Отстань! – гневно прокричала она. – Ничего такого! Ничего! Нечего меня жалеть!
Он изумленно и потерянно разжал руки.
Она ушла в ванную умываться. Он пошел на кухню – разложить покупки: хлеб, сыр, фрукты...
Рита провела в ванной немало времени, умываясь и приводя себя в чувство, а мозги в порядок. Когда она, наконец, вышла, Андрей сидел за своим компьютером.
– Извини, – буркнула она. – Нервы расшалились.
– Не за что извиняться, – произнес он, не обернувшись. – Ты в чужом городе, в непривычной среде, делишь жилье с малознакомым человеком... При этом тебя преследуют. Есть от чего сорваться. Не грузись, Рит.
– Черт побери, ты всегда такой... такой... понимающий?!
Она не сказала «благородный», хотя слово крутилось на языке. Она сама не знала, что с ней творится: вроде бы эта черта в Андрее ее восхищала... но одновременно почему-то ужасно раздражала.
– Ты усматриваешь в этом что-то плохое? Ты мазохистка и предпочитаешь, чтобы тебя не понимали? Может, тебе в морду дать?
– Как ты выражаешься?! «В морду», что за лексикон?!
– Тебе не угодишь, милая.
– Да пошел ты!
– Фу, как вульгарно. А говорила, что у тебя интеллект развитый.
– Да с тобой свихнешься при любом интеллекте!
– Что, правда? А по-моему, интеллект либо дан, либо не дан. Когда дан, так не свихнешься. А вот если не...
