И фигурой этой была Смерть, загримированный ли это живой человек или призрак индейца. Как бы то ни было, ставни защищали его от выстрелов из темноты, и чтобы добраться до него, врагу пришлось бы войти в светлую комнату, где у него будут равные шансы — все, что было нужно любому крупному детективу.
Чтобы не думать об омерзительных красных глазах, разглядывающих его с пола, Харрисон достал предмет, который нашел возле разбитого фонаря, где, по всей видимости, его выронил убийца.
Это был гладкий овальный кремень, наскоро привязанный к рукояти кожаными ремешками — томагавк древнего индейца. Вдруг глаза Харрисона сузились; на камне была кровь, и часть ее была его собственной. Но с другой стороны овала крови было еще больше, темной и покрытой коркой, с прядями волос, более светлыми, чем у него, прилипшими запекшимися сгустками.
Кровь Джоаша Салливана? Старика зарезали ножом. Значит, той ночью умер кто-то еще. Мрак скрыл другое жестокое происшествие.
Черные тени крались по полу. Крысы возвращались — омерзительные фигуры, выползающие из своих нор, копошащиеся в груде тряпья в дальнем углу; это были изодранные ковры, как теперь увидел Харрисон, свернутые длинными плотными рулонами. Почему крысы так набросились на ту кучу? Зачем им бегать по ним туда-сюда, визжать и грызть материю?
Что-то в ее контуре намекало на отвратительное; по мере того, как он вглядывался, форма становилась все более определенной и ужасной.
Когда Харрисон пересек комнату, крысы с писком разбежались. Он порвал ковер, и его взгляд пал на труп Питера Уилкинсона.
Затылок был раздроблен. Побелевшее лицо исказилось в выражении отвратительного ужаса.
На миг разум Харрисона закружился от жуткой догадки, вызванной его открытием. Затем он взял контроль над собой, отбиваясь от шепчущих сил в темноте, ночного воя, трепещущего влажного черного леса и страшной ауры древних холмов, и нашел единственное разумное объяснение загадки.
Он мрачно посмотрел вниз на мертвеца. Испуг Питера Уилкинсона был подлинным. В слепой панике он вернулся к привычкам своего детства и бросился бежать к своему старому дому, где нашел смерть, а не защиту.
Харрисон содрогнулся от странного звука, поразившего его слух над ревом бури — ужасный вопль был боевым кличем индейца. Убийца добрался до него!
Харрисон бросился к окну, закрытому ставнями, и заглянул в щель, ожидая вспышки молнии. Когда она сверкнула, он выстрелил через окно в пернатую голову, которую увидел озирающейся вокруг дерева рядом с машиной.
В темноте, наступившей после вспышки, он пригнулся в ожидании, затем снова последовал яркий белый свет, у него вырвался хрип, но он не выстрелил. Голова все еще была на месте, и он мог лучше ее видеть. Молнии сверкали над ней странной белизной.
Это был череп Джона Уилкинсона без кожи, с головным убором из перьев, связанных вместе, и это была приманка в ловушку.
Харрисон повернулся и бросился к фонарю на столе. Суть этой ужасной хитрости состояла в том, чтобы сосредоточить его внимание на передней части дома, в то время как убийца подкрадывается к нему с торца здания! Крысы с визгом метались. Как раз когда Харрисон несся мимо, внутренняя дверь начала открываться. Он пробил панель тяжелой пулей, услышал стон и звук падающего тела, а затем, как только достиг фонаря, чтобы потушить его, мир разбился над его головой.
Ослепительная вспышка молнии, оглушительный удар грома, и старинный дом пошатнулся весь, от крыши до фундамента! Синий огонь потрескивал от потолка и бежал вниз по стенам и полу. Один багровый язычок, проходя мимо, захлестнул голень детектива.
Это было похоже на удар кувалдой. Наступил момент слепоты и онемения от агонии, и Харрисон очутился распростертым, полуостолбеневшим на полу. Погасший фонарь лежал рядом с перевернутым столом, но комната была заполнена зловещим светом.
Детектив понял, что молния ударила в дом, и верхний этаж был в огне. Он заставил себя подняться на ноги и стал искать пистолет. Тот лежал на полпути через комнату, и как только детектив двинулся за ним, входная дверь распахнулась. Харрисон замер как вкопанный.
Через дверь, хромая, вошел человек в одних только набедренной повязке и мокасинах на ногах. Револьвер в его руках угрожал детективу. Кровь сочилась из раны в бедре, смешиваясь с краской, которой он намазался.
— Так это ты хотел стать нефтяным миллионером, Ричард! — сказал Харрисон.
Тот свирепо рассмеялся.
— Ага, и стану! И не поделюсь с проклятыми братьями — братьями, которых я всегда ненавидел, черт их побери! Не двигаться! Вы чуть не поймали меня, когда выстрелили через дверь. Я не хочу рисковать! Прежде чем отправлю вас в ад, я все вам расскажу.
Как только вы с Питером отправились на кладбище, я осознал свою ошибку в том, что раскопал только верхнюю часть могилы, — знал, что вы бы наткнулись на твердую глину и догадались, что могилу не вскрывали. Я знал, что мне придется вас убить, так же как и Питера. Я взял крысу, которую вы раздавили, когда никто не видел, и ее исчезновение сыграло на суевериях Питера.
Я поскакал на кладбище через лес на быстрой лошади. Переодеться в индейца я задумал давно. Благодаря отвратительной дороге и равнине, задержавшей вас, я добрался до кладбища раньше вас с Питером. Правда, по дороге я спешился и остановился, чтобы убить того старого дурака Джоаша Салливана. Я боялся, что он мог увидеть меня и узнать.
Я наблюдал, как вы раскапываете могилу. Когда Питер запаниковал и побежал через лес, я догнал и убил его, а тело принес сюда, в старый дом. Затем я вернулся за вами. Я намеревался принести сюда ваше тело, или скорее ваши кости, после того, как, думал я, крысы покончат с вами. Затем я услышал, что пришел Джоэл Миддлтон и пришлось бежать за ним — мне не хотелось встречаться с этим дьяволом с пушкой где бы то ни было!
Я собирался спалить этот дом с вашими телами внутри. Когда люди нашли бы ваши кости среди пепла, они бы подумали, что Миддлтон убил вас обоих и спалил в доме! И теперь вы попали прямо в мои руки, когда пришли сюда! Молния ударила в дом, и он горит! О, сегодня боги на моей стороне!
Блеск порочного безумства заиграл в глазах Ричарда, но дуло пистолета не двигалось, и Харрисон стоял, беспомощно сжимая свои огромные кулаки.
— Вы пролежите здесь рядом с Питером, тем дураком! — неистовствовал Ричард. — С пулей в голове, до тех пор, пока ваши кости не сгорят и не рассыпятся, и никто не сможет сказать, отчего вы умерли! Отряд застрелит Джоэла Миддлтона, не дав вымолвить и слова. Сол придет в себя в лечебнице! А я буду спокойно спать в своем доме в городе до восхода солнца и проживать отмеренные годы с богатством и честью, меня никогда не будут подозревать… никогда…
Он смотрел вдоль черного прицела, глаза горели, зубы обнажились, как волчьи клыки, между накрашенными губами, палец огибал спусковой крючок.
Харрисон припал к полу, напрягшись в отчаянии, готовый с голыми руками броситься на убийцу и попытаться противостоять без оружия горячему свинцу, извергаемому из черного дула, а затем…
Дверь пробили вовнутрь позади него, и в зловещем свете показалась высокая фигура в промокшем плаще.
Бессвязный вопль донесся до крыши, и пистолет прогремел в руке изгоя. Снова и снова он грохотал, наполняя комнату дымом и громом, и раскрашенная фигура дернулась от разрывающегося свинца.
В дыму Харрисон увидел Ричарда Уилкинсона — падая, тот тоже стрелял. Пламя прорвалось через потолок, и в его ярких бликах Харрисон увидел раскрашенную фигуру на полу и высокую фигуру, в нерешительности стоящую в дверном проеме. Ричард кричал в агонии.
Миддлтон швырнул свой опустевший пистолет к ногам Харрисона.
— Услышал стрельбу и пришел, — прохрипел он. — Считаю, что вражда окончена!
Он рухнул безжизненным грузом, но Харрисон поймал его на руки.
Крики Ричарда достигли невыносимой высоты. Крысы полезли из своих нор. Струящаяся по полу кровь затекала в их норы и сводила с ума. Теперь они выросли до хищной орды, не внимавшей ни плачу, ни движениям, ни пожирающему огню, а лишь их собственному дьявольскому голоду.
