Я увиделся со Штирнером, условился с ним, сказал, что Пятаков готов поехать, и встреча произошла в Тиргартене на “Аллее побед”.
Вышинский: Вы присутствовали при разговоре?
Бухарцев: Да, я присутствовал. После этого я ушел, а через несколько дней, по-видимому, перед отъездом Пятакова из Берлина в Москву, я встретил Пятакова в полпредстве в Берлине и спросил его, удалась ли его поездка. Он сказал, что был и видел.
Вышинский (обращаясь к Пятакову): Был у вас разговор с Бухарцевым по возвращении из Осло?
Пятаков: Разговора, собственно, не было. Я только сказал, что был и видел.
Вышинский: К Бухарцеву вопрос. Вам известно, откуда Штирнер достал паспорт? Откуда он достал самолет? Как это так легко сделать в Германии?
Бухарцев: Когда я разговаривал со Штирнером, я ему задал вопрос, как он достанет паспорт. Штирнер сказал: не беспокойтесь, я это дело организую. У меня есть связи в Берлине.
Вышинский: Какие связи?
Бухарцев: Он мне не сказал, какие. Я представлял себе, что это такие связи, в таких кругах, которые могут это сделать.
Вышинский: Какие это круги?
Бухарцев: Германские правительственные чиновники.
Вышинский: А самолет? Вы - опытный журналист, вы знаете, что летать через границу из одного государства в другое - дело не простое. [c.50]
Бухарцев: Я понял это так, что он, Штирнер, может сделать это через германских официальных лиц. Имелась в виду поездка к Троцкому. Они не ради прекрасных глаз Штирнера это делали.
Вышинский: А без вас нельзя было обойтись в этом деле? Ради чего вы участвовали в этой операции?
Бухарцев: Я был членом троцкистской организации.
Председательствующий: Объявляется перерыв до 11 часов утра завтрашнего дня. [c.51]
Утреннее заседание 24 января
Председательствующий: Заседание продолжается. Приступаем к допросу подсудимого Радека. Подсудимый Радек, вы подтверждаете свои показания, которые давали на предварительном следствии в декабре?
Радек: Подтверждаю.
Вышинский: Расскажите коротко о вашей прошлой троцкистской деятельности.
Радек: Во время партийной борьбы в 1923 году я примкнули троцкистской оппозиции, принадлежал к ней и ее руководству до момента ссылки в январе 1928 года. В ссылке оставался на позиции Троцкого до момента подачи заявления в ЦК ВКП(б) в июле 1929 года. Все это время я принадлежал к политическому центру троцкистской организации.
* * *
Из дальнейших показаний Радека выясняется, что в партию он вернулся двурушником; вскоре после возвращения из ссылки Радек восстановил свои троцкистские связи и по коренным вопросам политики продолжал придерживаться троцкистских взглядов.
* * *
Вышинский: С кем из троцкистов вы сохранили связь?
Радек: Я был связан дружбой с Мрачковским, был связан старой дружбой с И. Н. Смирновым, связан с Дрейцером, с его ближайшим помощником Гаевским, не говоря уже о моих старых личных друзьях, с которыми я был связан, - с Пятаковым, Преображенским, Смилгой, Серебряковым.
Вышинский: Это было в 1930-31 гг.?
Радек: Да, это было в 1930 и 1931 гг. Уже тогда, в 1931 году, я переоценивал силу сопротивления кулачества, испугался затруднений и стал, таким образом, отражением враждебных пролетариату сил.
Вышинский: Когда вы узнали о существовании и деятельности объединенного центра?
Радек: Я узнал о возникновении его в ноябре 1932 года.
Вышинский: От кого?
Радек: Предварительно о том, что готовится, я узнал из письма Троцкого ко мне в феврале - марте 1932 года. О самом факте возникновения организации я узнал от Мрачковского в ноябре 1932 года.
Вышинский: Что же Троцкий вам тогда писал? [c.52]
Радек: Троцкий сообщал, что сведения, какими он располагает, приводят к выводу, что я убедился в его правоте в том, что без реализации троцкистских требований политика упрется в тупик. Далее Троцкий писал, что, так как он знает меня, как активного человека, он убежден, что я вернусь к борьбе.
Вышинский: Что же, Троцкий призывал вас к борьбе?
Радек: В конце письма Троцкий, примерно, говорил: “Вы должны учесть опыт предыдущего периода и понимать, что нет у вас возврата к старому, что борьба вошла в новый фазис и что новое в этом фазисе состоит в том, что или мы будем уничтожены совместно с Советским Союзом, или надо поставить вопрос об устранении руководства”. Слово “террор” не было брошено, но когда я прочел “устранение руководства”, то мне стало ясно, о чем Троцкий думает.
Вышинский: Как вы приняли это письмо?
Радек: Троцкий сообщал, что не только троцкисты, но и зиновьевцы решили вернуться к борьбе и что ведутся переговоры об объединении. Я не дал никакого ответа, считая, что тут нужно продумать до конца. Приблизительно к концу сентября или октября 1932 года я принял решение о возвращении на путь борьбы.
Произошел разговор между мною и Мрачковским, которому я сказал: “Я решил итти с вами совместно”. В свою очередь, я спросил его, как они себе представляют борьбу и как далеко продвинулось дело сближения с зиновьевцами.
Вышинский: Что вам ответил Мрачковский?
Радек: Он ответил совершенно определенно, что борьба вошла в террористическую фазу и для реализации этой тактики мы теперь объединились с зиновьевцами и возьмемся за подготовительную работу.
Вышинский: Какую подготовительную работу?
Радек: Ясно, что раз новым положением был террор, то подготовительная работа должна была заключаться в собирании и создании террористических кадров. После Мрачковский мне сказал, что так как борьба предстоит очень острая и жертвы будут громадные, то мы бы хотели сохранить известные кадры на случай поражения, т. е. на случай ареста, и сказал, что “поэтому мы тебя и не ввели в первый центр”. Говорил он это обо мне, Пятакове и Серебрякове.
Вышинский: Известно ли вам было от Мрачковского о подготовке террористических актов против руководителей партии и правительства?
Радек: В апреле 1933 года Мрачковский меня запросил, не могу ли я ему назвать среди троцкистов человека, который взялся бы за организацию террористической группы в Ленинграде.
Вышинский: Против кого?
Радек: Против Кирова, понятно.
Вышинский: И что же?
