К сожалению, за эти три недели Хуанита успела покататься на лыжах и сломать запястье. Она стоит возле метро с большим неуклюжим гипсом на руке. Сперва я немного ошарашен, потом прихожу в себя и почтительно восхищаюсь белой махиной.
— Ты что, брала лыжню приступом?
— Честно говоря, я поскользнулась на крыльце бара. Впредь буду осторожней со шнапсом и глинтвейном.
Забавно.
Пару минут мы весело болтаем, затем идем в бар. Но по дороге возникает довольно неприятная ситуация. Мы ищем местечко, в котором я бывал однажды, да немного подзабыл, где оно. Плюс я не очень хорошо ориентируюсь в этом районе. Проходит пять минут, Хуанита раздраженно вздыхает и говорит:
— Господи, ты что, не можешь найти бар?!
Я в растерянности. Почему она так резка? Даже груба. Проглотив недоумение и злобный ответ, я решаю, что дело в ее травме и огромном гипсе на руке. Поэтому просто улыбаюсь и заверяю Хуаниту, что скоро мы будем на месте. После недолгих поисков и очередной порции возмущения с ее стороны мы все- таки находим бар.
Выпив шесть или семь коктейлей, идем к ней домой — в роскошную квартиру с автоматическими занавесками, плазменными телевизорами и настоящими ацтекскими
И там снова начинаем препираться. Мы похожи на двух оленей, сцепившихся рогами. Что-то здесь неладно, между нами есть какой-то скрытый конфликт. Может, мы боремся за право превосходства? Мне неуютно в компании Хуаниты, даже когда я благоговейно любуюсь ее личиком.
Полагаю, отчасти дело в деньгах. Видите ли, успешность моей новой подруги, ее дорогая квартира, высокий социальный статус и амбиции меня смущают, даже пугают. Не говоря уж о красоте. От этого я становлюсь циничным и агрессивным.
Знаю, я жалкий дурак и идиот, но ничего не могу поделать. В моем мозгу сидит пещерный человек, который самым возмутительным и первобытным образом реагирует на богатых женщин. Я ничего не имею против наследниц, наш роман с Элеонор — тому доказательство. Однако я действительно не могу сидеть спокойно рядом с женщиной, которая сама зарабатывает на жизнь и справляется с этим куда лучше меня. Признаться, я бы с радостью избавился от этого заскока. Ведь я — внештатный журналист и не слишком популярный писатель (то есть получаю примерно столько же, сколько учитель в провинциальной школе), и в Лондоне полно женщин, зарабатывающих больше моего.
Раньше я еще мог бороться со своим пунктиком. Если разница в доходах была не очевидна — скажем, моя подруга получала вдвое больше, — то я не унывал. Довольствовался высоким статусом писателя. Знаю-знаю, у писаки не такой уж высокий статус, но, по крайней мере, этот самообман срабатывал.
Если же ее доход был в четыре или пять раз больше (а в Лондоне такое вполне возможно), то я начинал нервничать. Выходило, что мне нужно доказывать собственную полноценность.
Странно, но самые успешные, богатые и могущественные женщины часто бывают самыми мягкими и уступчивыми, когда им представляется такой случай.
К примеру, была у меня подруга, телеведущая. Ей не нравилось быть энергичной ведущей и влиятельной персоной на ТВ — больше всего она любила гладить рубашки, готовить, накрывать на стол и даже стирать. Обожала ламбрекены на шторах. А в сексе никогда не была сверху и кончала, если я брал ее сзади.
Помню один случай. Во время секса я перевернул ее на живот и вошел с такой силой, что случайно выскользнул (ну, всякое бывает). Не успел я очухаться, как она сама вернула меня на место и пробормотала что-то вроде: «Опять вся работа на мне». Каково? Потом она застонала, и я успокоился. А когда мы закончили, испекла луковый пирог и перемыла всю посуду.
Иными словами, я узнал, что моя преуспевающая подруга не избавилась от инстинкта подчинения — он вырывался наружу всякий раз, когда ей не надо было проявлять агрессию или честолюбие в кругу продюсеров. У меня возникло ощущение, что именно работа подавляла в ней природные позывы. Или она просто любила готовить.
Тем не менее Хуанита не имеет ничего общего с Джекилом и Хайдом. Она не страдает раздвоением личности. Как я успел понять, эта деловая дама в реальной жизни такая же, как в виртуальной: твердая, целеустремленная и нетерпеливая дома и на работе.
Ничего хорошего в этом нет. Едва ли из нас с Хуанитой получится ячейка общества.
Почему? Потому что за год на сайтах знакомств, за двадцать лет обычных свиданий и тридцать восемь лет жизни я наконец-то осознал, что делю весь слабый пол не только на физические, но и психологические типы. Да, я люблю миниатюрных девушек. И еще скромных, трепетно-застенчивых, покладистых. Элеонор, Бриони, Тамара…
Хуже того, мои требования к прекрасной половине человечества этим не ограничиваются. Помимо покорности, мне нравится, а точнее, жизненно необходима, легкая примесь бунтарства, эдакого детского озорства (как в Тамаре); девушка должна быть податливой, но не совсем. Моя возлюбленная уступчива лишь на первый взгляд, а на самом деле — неуловима (как Элеонор). Может, эта черта называется «кокетством». Или неисправимым идиотизмом с моей стороны.
Порой я задаюсь вопросом, так ли уж я оригинален в своих вкусах. Скорей всего, я просто слишком многого хочу. К примеру, многие мои друзья любят властных женщин, по-настоящему деспотичных. Этим мужчинам нужно постоянно говорить, что и как делать, приказывать, хотя на первый взгляд им это не нравится, они даже капризничают, словно дети малые. У них, как правило, властные матери.
И откуда взялась моя прихоть? Выросла из отношений между моими родителями? Сомневаюсь. Точнее, я и вовсе так не думаю. У любви к кокеткам есть гораздо более глубокая причина, нежели воспитание. Это нечто первозданное, врожденное и устойчивое. Заложено в самой подкорке. Я не могу точно описать свое психосексуальное влечение, но и забыть о нем не получается.
Нам с Хуанитой оно не предвещает ничего хорошего, уж поверьте. Да, она божественно прекрасна, однако не менее властолюбива. К тому же грубиянка. В ней нет ни капли кокетства. Например, она только что приказным тоном объяснила, как нужно варить ей кофе. И я уже начал кипятиться.
И все-таки… может, стоит предпринять последнюю попытку и поцеловать Хуаниту? Тогда все сразу встанет на свои места. Поцелуй — серьезное испытание.
В конце вечера мне подвернулся случай это сделать. Она ведет меня к выходу, довольная и спокойная (хотя только что завела будильник на пять утра — очередная деловая поездка). Стоя в дверях, я наклоняюсь к Хуаните; на долю секунды она неуверенно замирает, но потом целует меня в ответ. Явно неудачно — мы словно боремся за власть. Мне отчего-то мешает ее нос, да и непонятно, кто кого целует… в конце концов оба резко отступаем. Она таинственно улыбается и закрывает дверь. Я бреду к метро, задаваясь одним вопросом: кто же, черт возьми, так постарался над моей психикой?!
Два дня спустя от Хуаниты приходит письмо. Нельзя сказать, что я его не ожидал. Но если сам смысл письма — «прощай» — вполне предсказуем, то формулировка не на шутку меня удивила.
Надеюсь, ты не обидишься… но я думаю, что в отношениях может быть только одна звезда.
Оправившись от горестного разочарования — Хуанита божественна, я говорил? — сажусь и пытаюсь разобраться в прочитанном. Какая еще звезда? Любопытно, что она имела в виду? Что мне обязательно надо «сиять» в отношениях? Что я хочу быть главным шутником в комедийном дуэте? Возможно. Мне нравится привлекать к себе внимание, и уж точно меня бы не затмили красота и богатство Хуаниты. Наверное, это обратная сторона моей тяги к покладистым женщинам: я, видите ли, должен быть «звездой».
Итак, я сижу за компьютером, злой и растерянный, пытаясь вспомнить пары, в которых оба партнера энергичные экстраверты или талантливые художники. Ничем хорошим эти отношения не заканчивались. Как правило, они были заведомо обречены на крах. Но разве мое дурацкое стремление к доминированию чем-то лучше? Разве мои потенциальные отношения от него выигрывают?
Все эти мысли весьма полезны и имеют отрезвляющее действие. Благодаря интернет-знакомствам я
