Глава 6
Глубокой искусственной ночью наш капитан расхаживал по коридору вдоль кают экипажа. Просканировав его мысли, Квелл нашептал их мне: «Притворяетесь спящими? То-то же — прикусили свои поганые языки, которые меня хаяли, когда не дал вам разгуляться. Пусть даже сам Иисус Христос явится нынче в космосе…»
И Квелл, уже своим голосом, поправил:
— Христос не Христос, а один из его заплутавших пастырей.
С утра пораньше Рэдли вызвал меня и Квелла к радиолокационной установке Смолла. Там нас ждал старый знакомый — Даунс.
— Эти переговоры записаны прошлой ночью, — сказал Рэдли, кивая Смоллу, который подрегулировал настройки на своем пульте.
Мы обратились в слух, но не различали ничего, кроме обыкновенных радиопомех и пульсации космоса, пока наконец кто-то не заговорил внятным голосом:
— Говорит космическая шхуна «Рахиль», — донеслось издалека. — Богословская шхуна «Рахиль»[26] под командованием Пия Скитальца вызывает «Сетус-семь». «Сетус- семь», как слышите? Прием.
Тут в эфир вышел наш капитан:
— «Сетус-семь» на связи.
Безрадостный голос Пия заполнил эфир:
— Не встречалась ли вам небольшая аварийная ракета в дрейфующем полете? Ее унесло космической бурей. На ней были достойнейшие священнослужители, которые настигли комету…
— Левиафан?! — вырвалось у капитана.
Капитан «Рахили» отозвался без промедления:
— Да! На борту оказался и мой сын, мой
— Даже и сейчас я теряю время, сэр, — отрезал наш капитан.
— Время! — вскричал капитан «Рахили». — Да я потерял целую
Капитан заговорил опять:
— Летите! Я сам поквитаюсь за вашего сына. Бог вам в помощь, капитан.
Голос капитана «Рахили» угасал:
— Бог вам судья, командир «Сетуса-семь».
Запись окончилась. Мы только переглянулись, потрясенные услышанным. Потом я сказал:
— Получается, что «Рахиль», которая плачет о детях своих, исчезла, а мы несемся навстречу… чему? Уничтожению?
Мои товарищи отводили глаза.
Общее молчание нарушил Квелл:
— Вызывали, мистер Рэдли?
Где-то у нас над головами открылась дверь герметичного отсека, и мы скорее ощутили, нежели услышали ни на что не похожую, гипнотическую поступь капитана.
Даунс посмотрел наверх и спросил:
— Речь о нем?
— И не только, — сказал Рэдли. — Мы пренебрегли старым радиоэфиром, который взывал к нам на разных языках. Не обогрели измученных и одиноких космических скитальцев, а ведь они нам родственные души. Отказываемся спасать богословские корабли. Забросили дела…
Даунс перебил его:
— Но, сэр, капитан говорит, что эта комета и есть наше главное дело.
— В таком случае, — сказал Рэдли, — посмотрим на карты капитана. Левиафан нацелен на Землю, верно?
— Пожалуй, да, — согласились все мы. — Верно.
— Вот Земля, — сказал Рэдли, указывая на карту. — Ну-ка, Даунс, подсвети ее. А теперь подсветим Левиафана, вот так. Двигай и Землю, и белое облако по их траекториям — поглядим, что получится. Компьютер все просчитает и выдаст ответ. Следите!
Огромная звездная карта вспыхнула огнями. Мы видели нашу планету. Видели комету. Земля поплыла сквозь пространство. Поплыл и Левиафан. Вселенная пришла в движение. Левиафан прорезал космос, Земля вращалась вокруг Солнца.
— Вот, уже видно, — встрепенулся Даунс. — Столкновение неминуемо! Комета действительно уничтожит Землю! Капитан не зря говорил.
— Не гони, — осадил его Рэдли.
Мы неотрывно смотрели на меняющуюся звездную карту, и у нас на глазах огромная комета пролетела мимо, не задев Землю.
— Смотрите, уходит, — прокомментировал Рэдли. — Комета продолжает полет, не причинив Земле никакого вреда.
Мы проводили глазами меркнущее изображение кометы.
Рэдли выключил карту.
— Капитаны не лгут, — заявил Даунс.
— Не лгут, — согласился Рэдли, — если не поражены безумием. В ином случае ложь — это их правда. Квелл?
Мы посмотрели на Квелла, который беспокойно топтался на месте.
— Кто-кто, а Квелл знает, — сказал Рэдли. — Квелл, эти люди тонут. Дай им воздуха глотнуть.
Но Квелл стоял с закрытыми глазами и молчал, а потом заговорил — будто бы сам с собой:
— О, да простят меня отцы времени. — Вслед за тем он жестом подозвал нас ближе и обнял своими паучьими лапами. — Сюда. Дайте мне объединить ваши мысли. Вот так. Хорошо.
Мы ощутили единение. Подняли головы. Квелл, прижав нас к себе, связал каждого с душой, сознанием и голосом капитана.
Тут с самой верхней палубы корабля, из-под звезд, донесся крик нашего капитана: «Кажется, вижу!»
Нас поразила отчетливость его речи, хотя он находился невероятно далеко.
Квелл покачал головой и отступил назад; голос капитана затих.
— Квелл, — потребовал я, — давай дальше! Пожалуйста. Мы должны слышать это.
Квелл опять привлек нас к себе. В его глазах горел огонь, щеки зеленели больше обычного. Голос капитана, прошедший через Квелла, опять зазвучал в полную силу.
— Да, я почти уверен. Далекие безжизненные миры проносятся перед моими незрячими глазами, снова и снова повторяя: «Мы живы! Помни о нас! Не забывай. Да простятся грехи наши! Да восславятся наши добродетели, даром что нет у нас ни плоти, ни крови, ни сладостных токов. А с ними ушла и безысходность, что звалась надеждой и будила нас по утрам. Помни о нас!» Я вас помню, хотя и не знаю. Ваши неизбывные муки и страшные сны не забыты… Они хранятся у меня как мои собственные; это я облекаю в плоть ваших демонов гнева; ваша духовная битва направляет мою руку для удара; вашими устами говорит со мною день и наставляет меня ночь. И придет пора мне воззвать к иным мирам, как нынче вы воззвали ко мне, и тогда свершения этой ночи, слова и дела наши на одиноком пути, отделенные миллионом лет от этого часа, прорастут и расцветут на далеком берегу, где вам подобные начнут поднимать головы, и прозреют, и узнают о наших обретениях и потерях, и увидят, как пробуждается жизнь или клонится ко сну смерть.
Дальше капитан заговорил совсем тихо:
— Подобно им, скитаемся мы вечными призраками, стучимся в ворота, заглядываем в двери, говорим своими делами, в который раз обещая исполнение старых снов, дурных или добрых. И все же мы движемся
