На новом плакате Хосе прочел: «Ребенок, который не учится, не может быть хорошим революционером!» (Фидель Кастро).
Хосе вслушивается в слова компаньеро Армандо.
Прочтя письмо школьников Фиделю Кастро, учитель громко произнес:
— Венсеремос! Мы победим!
И все ученики дружно воскликнули вслед за ним:
— Венсеремос!
Хосе тоже подхватил это слово.
В эту самую минуту в класс, чуть прихрамывая, вошел посторонний человек. Все мальчишки, словно по команде, уставились на него. Всех поразили лохматые брови этого человека.
— Дед! — вдруг закричал Мигель и вприпрыжку бросился ему навстречу. — Что с тобою случилось? Тебя поранили, да?
Дед, погладил внука по голове, глухо заявил:
— Э, да что там со мною! Беда приключилась с нашим Фиделем. Он вместе со всеми своими людьми попал в окружение…
Хосе вскочил и прямо с места громко крикнул бровастому гуахиро:
— Неправда! Никто не может окружить Фиделя! Старый гуахиро ласково произнес:
— Я тоже так думал… Но то, что я говорю, правда!
С этой минуты Хосе не знал, куда себя девать: то бежал к учителю, что-то собираясь ему сказать, то, обхватив руками колени, сидел на земле, устремив глаза на далекие вершины. Минго — верный адъютант Хосе — неотлучно был с ним.
— Так я и знал, — промычал Хосе, яростно потрясая кулаками.
Минго не стал допытываться, кому грозится Хосе: это не дело — совать свой нос, когда тебя не просят. Минго знал свои обязанности.
— Надо спасать Фиделя! — твердо заявил Хосе. Видимо, он принял важное решение.
— Надо спасать, — согласился Минго, набираясь мужества.
— Слушай, Минго! — взволнованно проговорил Хосе. — Ты готов выступить в поход сегодня же ночью? Говори честно, это очень важно.
Каррамба! — вскричал Минго. — Куда ты, туда и я. Идем спасать Фиделя!
— Тише!.. — Хосе скосил глаза в сторону. — Нас могут услышать.
В глубокой тайне они начали собираться в поход. Самым трудным делом оказалось достать оружие. Оно было только у компаньеро Армандо, и ребятам волей-неволей пришлось ждать часа, когда учитель уйдет в школу обучать взрослых гуахиро.
— Ты погоди, я один проберусь в дом, — сказал Хосе, когда учитель покинул свою хижину.
Вскоре он вернулся с карабином в руках.
— Пойдем, Минго!
Но Минго отказался последовать за своим другом.
— Что с тобой? — забеспокоился Хосе. — Или ты передумал идти.
— Ты, Хосе, должен написать, кто взял карабин. Пусть не думают, что мы выкрали оружие, как воры.
Минго — упрямый малыш. С ним нельзя не считаться. К тому же он дело говорит.
Вернувшись в дом учителя, Хосе печатными буквами старательно написал на дверях: «Твой карабин взял Хосе».
Довольный своим поступком, он поспешно вернулся к Минго.
— А ну, пошли!
Минго во все глаза смотрел на Хосе.
— А ты написал, для чего взял оружие?
— Нет. Еще что придумаешь!
— Пусть компаньеро Армандо знает, для чего мы взяли оружие. Мы взяли его ради революции. Пока ты это не напишешь, я не пойду.
— Ну и придира же ты!
Хосе исполнил и эту просьбу своего маленького сурового друга.
Теперь, уже не терзаясь никакими сомнениями, они под покровом ночи направились по узкой каменистой дороге на запад, к штабу повстанцев, который Хосе оставил два месяца назад.
В полной темноте мальчишки начали спуск в ущелье. Чего тут скрывать, им было страшно. На каждом шагу их подстерегала опасность. И они знали об этом хорошо.
За ущельем начинался подъем. Мальчики шли молча, как и подобает мужчинам.
Все время под ногами белела дорожка. И вдруг она пропала. Поплутали, поплутали — и остановились.
— Вздремнем до утра, а там — дальше! — предложил Хосе, желая подбодрить своего спутника.
Ночью в горах пробирает дрожь, поэтому они легли рядом.
Как только ночь отступила, мальчики без труда отыскали, дорогу.
— Я тебя научу песне, — торопливо говорил Хосе, побаиваясь, что малыш Минго не выдержит испытания. — Хочешь, научу?
Минго кивнул головой.
Песня о седом океане стала их спутницей. С нею стало чуть веселее. И ногам идти легче. Это знает каждый, кто привык шагать с песней.
Часа через три, когда солнце начало припекать, мальчишки почувствовали жажду. Никогда им не хотелось так пить, как в это утро! А Хосе не пришло в голову запастись водою.
Хосе испугался за своего адъютанта: если заупрямится, с ним ничего не поделаешь. Он может решительно повернуть обратно. С него и спроса мало: что ни говори — малыш!
— Я еще не успел сочинить до конца песню про адъютанта, — торопливо заговорил Хосе. — Но думаю, что сочиню ее — песню о том, что адъютанты не предают, о том, что адъютанты не умирают…
— Каррамба! — воскликнул Минго. — Хорошая песня.
Прошел еще час, а может, и два. Наступила такая минута, когда Минго израсходовал последний запас своих сил.
— Скоро дойдем? — спросил он жалобно. — Я устал.
— Скоро, скоро, — начал успокаивать его Хосе. — Вот как только перевалим через эту самую высокую вершину, сразу увидим штаб повстанцев. Я хорошо помню…
«Даже в ту ночь, когда меня сопровождал один из барбудос, Антонио, дорога не казалась такой утомительной, — думал Хосе. — Только бы Минго не заупрямился».
Минго уже с трудом тащился за своим другом. Если бы он не боялся показаться перед ним слабым, то давно бы сдался. Он еле-еле держался на ногах, так он устал!
Неожиданно где-то сбоку застрекотал автомат. Потом второй, третий… И сразу же ответили оттуда, с вершины. Началась страшная пальба. Мальчишки еще никогда не слышали подобного грохота.
Пальба прекратилась так же внезапно, как и началась. Мертвая тишина установилась в горах.
Чуточку переждав, Минго рискнул приподнять голову. Хосе лежал впереди, шагах в пяти-шести. Недолго думая, Минго пополз к нему.
— Жив, Хосе? — спросил он.
— Жив. А ты?
— Я тоже целехонький… Сначала так испугался, и сказать не могу.
Возбужденный Минго не сразу обратил внимание на то, что Хосе лежит бледный и тяжело переводит дыхание.
