Даже удивительно, как его низкий голос пронизывает такие толстые стены, подумала она, поднимаясь с соломенного тюфяка, на котором спала в последнее время. Не самое удобное ложе, но она решительно предпочитала его постели, которую ей дали. Та кровать видела слишком много бед и печалей. Софи обладала особой чувствительностью к подобным вещам, и ей мерещились унылые руины страсти, плотских желаний, боли и даже страха. Она оказалась неспособной полностью защитить себя от назойливых видений — слишком много их было. Теперь на кровати спала Нелла. К счастью, горничная так привыкла к причудам Софи, что не стала задавать вопросов по поводу столь странного распределения мест для сна. Не могла же Софи сказать заботливой горничной, что призраки любовных соитий навевают ей чувственные и пугающие сны, в которых она видела себя с сэром Алпином.
Выходя из спальни в ответ на невнятные угрозы, что ей лучше пошевеливаться — он обещал ей какие-то мрачные последствия, сути которых она не поняла, — Софи подивилась, почему Нелла спит так крепко. Когда она подошла к дверям спальни Алпина, ее глазам предстало зрелище, которое и позабавило, и взволновало ее. Сэр Алпин, мрачный хозяин Нохдаэда, сидел на полу и, морщась, растирал босую ногу. Весь наряд его составляли облегающие брюки и свободная рубаха, распахнутая на широкой груди.
Но когда он взглянул на нее, Софи поняла, почему он внушал людям такой страх. Впрочем, сама она испытала только минутную неловкость. У него были глаза как у волка, теплый золотисто-карий цвет уступил место желтому. Черты лица слегка исказились, придавая ему отчетливо звериный облик. Она чувствовала, как в нем кипит злоба, дикая, неукротимая ярость. Потом он обежал глазами ее фигуру, и она почувствовала, как злоба сменилась плотским желанием. Ее тело быстро отозвалось на этот страждущий взгляд, но он, казалось, этого не заметил. Он владел собой просто превосходно, просто удивительно. Но кажется, его самообладание начинало бесить Софи.
— Почему вы шумите, милорд? — спросила она, складывая руки на груди и морщась от неприятной мысли, что она стоит перед ним в одной тонкой льняной сорочке.
— Что это? — рявкнул он, указывая на камни, выложенные в линию возле дверей его спальни.
— Камни с рунами, — пояснила она. — Вы удалились к себе на ночь, и я выложила их здесь, чтобы они охраняли ваш сон. Утром я хотела их собрать. Не знала, что у вас привычка разгуливать по ночам.
— Нет? А вдруг мне захочется закусить невинным младенцем? — Он заметил, что ее босая ножка мерно постукивает о пол. — В конце концов, я ведь порождение кошмара, крадущееся под покровом ночи, как думают очень многие.
— Подобными глупыми словами делу не поможешь. — Софи удивленно ахнула, когда он вдруг схватил ее за руку и потянул вниз, увлекая ее к себе на колени. — Милорд, это неприлично и недостойно.
Софи хотела, чтобы ее слова прозвучали надменно, но сама слышала, каким срывающимся, робким голосом говорит. Впрочем, следовало ли удивляться, что она в его руках, как податливая глина. Всю неделю она вспоминала тот первый поцелуй. Ей отчаянно хотелось поцеловать его еще раз, и не только целовать. В своих мечтах она заходила гораздо дальше. Влюбиться в этого мужчину было верхом неосмотрительности, но сердце оставалось глухо к доводам разума. Вместо того чтобы попытаться побороть очарование, она злилась и обижалась, как легко ему удается справиться со страстным влечением к ней, снедавшим его.
Он слегка улыбнулся ей, едва раздвинув губы, и вдруг приник к ее горлу. Задрожав всем телом, Софи обвила его руками. Однако, почувствовав легкое касание его зубов там, где билась жилка, она подумала, что следует все-таки соблюдать осторожность. Но вместо этого запустила руки в его густые волосы и сильнее сжала его в объятиях, откидывая голову назад. Прикосновение его языка там, где кровь билась в ее венах, жаркая влага рта, когда он осторожно посасывал ее кожу, разожгли в ней отчаянное желание, чтобы он ласкал губами ее губы. Он поцеловал ее под подбородком, затем в щеку, и тогда она слегка повернула голову, пытаясь прижаться губами к его мягкому рту.
— Я слышу каждый удар вашего сердца, Софи, — проговорил он, уткнувшись ей в висок, глубоким и чувственным голосом. — Слышу, как кровь струится по вашим венам. Чувствую запах вашего желания, — шепнул он, покусывая мочку уха. — Чувствую его вкус на ваших губах.
И он принялся дразнить ее губы быстрыми поцелуями.
— И я чувствую ваше желание, Алпин. — Она куснула его нижнюю губу и слабо улыбнулась; когда у него вырвался тихий рык. — Оно разжигает во мне огонь.
Его сузившиеся глаза горели, ноздри раздувались, лицо застыло в хищной маске. Ей следовало испугаться, но Софи только почувствовала, как в ней нарастает страсть. Может быть, у нее сейчас тоже вид хищника. Она провела языком по его губам и сказала:
— Так распробуйте его, Алпин. Выпейте до дна.
И Алпин исполнил ее просьбу, крепко сжимая в объятиях. Она отвечала с не меньшим пылом. Удивительно, что эта хрупкая женщина и не думала бежать, напуганная его первобытной страстью, а поощряла его, одаривая собственным жаром. Но в тумане безумия сверкнула искорка рассудка. Было бы очень легко уступить и взять то, что предлагала Софи, но он должен сопротивляться. Инстинкт говорил ему, что Софи не будет легкой добычей, а он может предложить ей только постельные утехи.
Он прервал поцелуй, отпрянув от нее так резко, что ударился головой о стену. Закрыл глаза, чтобы не видеть, как вспыхнуло ее лицо, как блестят согретые страстью глаза, как быстро вздымается и опускается грудь. Почувствовав, что снова владеет собой, Алпин взглянул на нее, но увидел только, что она, не отрываясь, смотрит на его обнаженную грудь. Ее взгляд просто обжигал, и он снова чуть не потерял голову.
— Прекратите смотреть на мою грудь, Софи, — медленно проговорил он, радуясь тому, как спокойно звучит голос.
Ни намека на желание, раздирающее ему внутренности!
До Софи не сразу дошло, какой холод стоит за его словами, потом она почувствовала боль в сердце — как внезапно прервалась их страстная схватка!
Гнев затмил желание, и она взглянула на него, холодно сообщив:
— Я и не думала смотреть на вашу грудь, тщеславный вы глупец. Просто я заметила, что кружево совсем обтрепалось.
Отличный ответ, подумал Алпин, наблюдая, как она встает. Не будь его слух и обоняние столь острыми, он мог бы поверить, что его поцелуй оставил ее равнодушной, каким он сам пытался казаться. Он все еще чувствовал ее желание, слышал, как оно бьется в ее жилах. Сейчас ею овладела гордость, и тут он догадался — вот что поможет держать ее на расстоянии, и она не сможет больше дразнить его своим телом.
— Собирайте свои булыжники и уходите, — приказал он.
— Это камни с рунами, — отрезала она, собирая камни.
Он медленно встал и пожал плечами:
— Все это чепуха. Глупое суеверие. Ваши игрушки начинают мне надоедать.
— А мне начинает надоедать ваше уныние. Оно просто отравляет воздух в Нохдаэде.
— Вы должны извинить наше неверие в волшебные штучки. У нас было достаточно времени, чтобы в них разочароваться. А если здешний воздух кажется вам нечистым, вы, вероятно, сможете отдышаться где-нибудь в другом месте.
— Ну нет, вам от меня так легко не избавиться. Отлично, ступайте и упивайтесь жалостью к себе, валяйтесь в ней, как свинья в грязи. Я не собираюсь уезжать. Не хотите, чтобы я сражалась за вас, — ладно, но я продолжу борьбу ради себя и ради детей, которыми небу будет угодно меня благословить. — Его лицо исказила ярость, и Софи решила, что с него достаточно. Она повернулась, чтобы идти к себе. — А вам лучше велеть починить эти кружева. Из них нитки торчат. Эдак кто-нибудь может выколоть себе глаз, знаете ли.
Она тихо затворила за собой дверь спальни, с трудом подавляя желание грохнуть ею как следует. Нелла по-прежнему спала. Покачав головой, Софи спрятала камни-руны. Забралась на тюфяк и закрыла глаза, прекрасно понимая, что очень не скоро сон освободит ее от путаных чувств, бушующих в ее груди. Пытаясь восстановить спокойствие, она пришла к выводу — ей не следует отчаиваться, что миг ее любви будет слишком краток, прежде чем она ее потеряет. Алпин сведет ее с ума задолго до этого.
— Миледи, что вас беспокоит? — спросила Нелла, шагая рядом с Софи по деревне. — Вы как-то странно притихли. — Она с тревогой взглянула на горло хозяйки. — Неужели лэрд выпил из вас слишком много крови?
