были совсем светлыми.

Центр котловины занимала низина с озерками и зарослями камыша. Сотни уток, гусей, розовых фламинго, белых цапель раззадорили наших охотников, однако позорно бежавших от комаров и слепней. Оазис богатейшей птичьей жизни был узок (два — четыре километра), зажатый между бэлями параллельных хребтов.

К северу от Дзерген сомона появилось огромное поле светлых гранитных валунов, разбросанных с почти равными промежутками на пространстве около четырех квадратных километров. Машины наши лавировали между глыбами. Местность казалась сказочной, как будто сошедшей с былинных картин Рериха. В больших камнях, разбросанных по степи на зеленой траве, всегда есть что-то очень привлекательное. Таков типичный для русской равнины ледниковый ландшафт, где испокон веков жили, сражались и умирали наши предки…

Через пятьдесят километров от сомона бэли Батыр-Хаирхана и Бумбату-Нуру сомкнулись, глубокая впадина между ними исчезла. Мы повернули направо, поднялись над дном Дзергенской котловины и через пятнадцать километров достигли гряды Оши («Водопой»), за которой высился хребет Чжиргаланту («Счастливый»).

Вдоль гряды проходил не то канал, не то речка (как мы узнали потом — и то и другое), по которому быстро текла пресная вода из озера Хараусу. Мы заметили телеграфные столбы на старой Хобдосской дороге и, так как нигде не было видно ни машин, ни белых палаток, решили доехать до озера. За кочкастой низменной котловиной Боро-Дуруни-Ама («Дождливого Облака Пасть») в мутном воздухе засветились воды озера Хараусу. Но мы так и не увидели всю эту огромную водную гладь. Лишь небольшой залив врезался углом сюда, в безотрадную песчаную равнину, которая, несомненно, раньше была дном этого же ныне уменьшившегося озера. Я сразу понял, что наши мечты о закидывании сетей в озеро порождены незнанием. Отсюда, с юга, подходов к озеру почти не было. Вся прибрежная зона озера имела всего лишь полуметровую глубину с топкой грязью на дне. Становилась совершенно ясной несостоятельность рыболовных стремлений нашего Яна Мартыновича.

Увидев, что дорога уходит в пески, я остановил машину. Вдали показался небольшой верблюжий караван, ползший извилистой цепочкой по однообразной и ровной поверхности впадины. Араты, ведшие караван, утверждали, будто своими глазами видели две крытые машины, проходившие дальше на Хобдо. Что-то было не так. Каким бы прытким ни оказался Рождественский, он не мог без исследования проскочить всю Дзергенскую котловину и миновать гряду Оши. Вероятно, мы гнались за мифом. Я решил набрать воды в колодце, купить у аратов в стоявших неподалеку юртах барана, вернуться на гряду Оши и заняться ее исследованием в ожидании, пока наши товарищи не объявятся сами.

Едва полуторка ушла к колодцу, а мы с «Волком» растянулись под машиной, как услышали надрывный вой мотора. Нас догнали Рождественский и Прозоровский на «Дзерене». Пронин был, что называется, весь в мыле: они гнались за нами около ста километров. Недоразумение вышло потому, что Рождественский не удосужился поставить у отворота с дороги каменную пирамидку — обо. Он попросту начертил на песке большую стрелу, которую мы на быстром ходу вовсе не заметили. Эта небрежность обернулась нам напрасным шестисоткилометровым пробегом машин. Впрочем, не совсем напрасным, потому что я осмотрел почти весь район наших работ на западе.

После соответствующего, выражаясь по-морскому, «раздрая» мы направились обратно и к вечеру прибыли в лагерь отряда, находившийся в ущельях бэля хребта Бумбату, в семи километрах от автомобильной дороги.

Лагерь был поставлен на краю сухого русла, близ колодца. С таким удобством мы стояли только на Анда-Худуке, в Орокнурском походе прошлого года. В лагере я застал множество «инвалидов». У повара воспалились обожженные сковородкой пальцы. Рождественский хромал, а препаратор Пресняков, прозванный рабочими за любовь покрикивать «комендантом», скрючился от прострела. Один из рабочих, Александр Осипов, бывший гвардеец и снайпер с лихими усами, работая полуголым, сжег кожу на спине и теперь уныло сидел в палатке. Другой рабочий, необычайно могучего сложения, прозывавшийся Толя- Слоник, лежал в жару, без всяких симптомов. К «инвалидам» в последний момент присоединился Новожилов, который стал ссылаться на боли в почках.

На раскопках стали помогать шоферы. Пронин и Вылежанин заменяли также и повара. К счастью, в экспедиции больные быстро выздоравливают. Не прошло и трех дней, как все «инвалиды» поправились, за исключением повара, серьезное нагноение у которого требовало хирургического лечения. Пока, до врача и больницы, его лечили спиртовыми и содовыми компрессами. Только несокрушимый Эглон сиял и цвел по обыкновению, однако и он едва не погиб от… кислого молока. У нас был трофейный немецкий алюминиевый бидон с герметически запирающейся крышкой. Кинооператор, ездивший на съемки в сомон, привез в этом бидоне кислого молока и поставил в палатку. В знойный день бидон очень сильно нагрелся. Пришедший на обед Ян Мартынович захотел полакомиться кисленьким. Едва успел он сбросить защелку запора, как бидон буквально взорвался. Крышка хватила ошеломленного Эглона по зубам, мощная струя простокваши залепила очки и глаза. Мы застыли в испуге, но через минуту все уже весело хохотали вместе с пострадавшим и составляли заговор на кинооператора, чтобы подсунуть ему такой же нагретый бидон.

В первый же момент нашей встречи Эглон стал жаловаться, что у него кончились гипс и доски для монолитов. Я думал обрадовать его сообщением о привозе большого запаса, но Эглон презрительно фыркнул, заявив, что все это ни к чему, так как все находки будут исчерпаны через два дня. Рождественский прямо завопил от негодования: он считал найденное местонахождение очень богатым. Последующие дни я изучил строение костеносной толщи и выяснил условия образования местонахождения. Рождественский был совершенно прав: Алтан-Тээли оказалось самым богатым из всех местонахождений ископаемых млекопитающих в Монгольской Народной Республике.

Чередующиеся слои желтых песчанистых глин и грубых конгломератов общей толщиной около двухсот метров залегали здесь не горизонтально, а наклонно, смятые в складку при подъеме хребта Бумбату-Нуру. Слой песчанистой глины в середине разреза был особенно богат костями. Прослои конгломератов, торчавшие под углом к поверхности бэля, в размывах образовали длинные гряды, склоны которых составляли более мягкие слои желтых глин. Там и сям, по всей длине желтых гряд, белели кости. Черепа, челюсти, ребра, позвонки, кости лап были беспорядочно перемешаны и нагромождены отдельными скоплениями, как бы кучами, в костеносной желто-бурой глине. Чаще всего встречались носороги из вымершей группы хилотериев, трехпалые гиппарионы, крупные жирафы, реже хищники вроде крупных гиен.

Подобные большие скопления одних и тех же животных объяснялись только катастрофами. На месте Дзергенской котловины около пятнадцати миллионов лет тому назад существовала большая, значительно более широкая, межгорная впадина. Там обитало огромное количество животных: носорогов, жирафов и гиппарионов, находивших обильный корм на влажной почве впадины. Время от времени, возможно раз в сотни лет, случались сильнейшие и продолжительные ливни, вызывавшие наводнения. С прилегающих гор во впадину устремлялись потоки воды и грязи, губившие тысячи животных. Остатки этих животных сносились потоками к центру впадины и нагромождались там вместе с массами ила. Таким путем накопилась мощная залежь остатков вымерших млекопитающих, которую мы теперь раскопали. Во время образования Алтан-Тээли горы, с которых стекали губительные потоки, находились гораздо дальше на востоке, чем хребет Бумбату-Нуру. Этот последний поднялся в совсем недавнее геологическое время, прорезал и согнул в складки красноцветные отложения Алтан-Тээли. И в настоящее время примерно раз в четверть века в Гоби случаются страшной силы ливни. Именно они и размывают бэли хребтов, создают лабиринты ущелий и оврагов в рыхлых, легко разрушаемых породах мелового и третичного периодов. В эпоху образования Алтан-Тээли климат был гораздо более влажным и сила катастрофических ливней во много раз превосходила современные.

Местонахождение Алтан-Тээли вопреки прежним высказываниям Эглона могло дать коллекций не на четыре бывшие с нами машины, а на четыреста машин. Поэтому следовало провести здесь раскопки, которые полностью загрузили бы наш транспорт, и доставить в Улан-Батор коллекцию, достаточную для полного изучения животных этого геологического горизонта.

Пришлось провести в ущельях Бумбату одиннадцать дней, считая с момента моего приезда. Эглон и Малеев производили раскопки. Новожилов, Рождественский и я бродили по горам, изучая отложения.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату