стенки, на ящиках с ценными приборами и патронами, — доски, на них — постель. Напротив — столик с двумя подсвечниками. По стенам — узенькие полки и гвозди, на которых размещено научное имущество — фотоаппараты, бинокли. В углу — винтовка, а по другой стенке — вьючные чемоданы с документами. Над столом на стене — табель-календарь, график движения машин и таблица ракетной сигнализации. В общем, вполне приспособленная для работы и отдыха каюта…
Наступил сентябрь, ночи становились необычайно холодными даже для Гоби в это время года. Мы не рассчитывали на такой сильный холод и не оборудовали палатки переносными печками. Единственной отрадой работавших на «Могиле Дракона» стала кухонная палатка. У нас в Перевалочном лагере и этого не было. Днем во время работы мы забывали о ночном холоде, но едва только солнце закатывалось, как он подступал — неумолимый, неизбежный. Крепко досталось мне в одну из ночей четвертого сентября. Мы с Новожиловым определяли истинный меридиан по звездам с помощью теодолита. Звезды никак не «хотели» сходиться. К четырем часам мы закоченели так, что едва смогли закончить наблюдения. Новожилов принес изготовленную им «целебную» тинктуру — крепчайшую водку, настоянную на семи сортах полыни. С помощью этой зеленой жидкости ужасающей ядовитости и горечи нам удалось согреться.
Работа шла споро, как заведенные часы. Машины даже из самых дальних рейсов в Улан-Батор прибывали точно по графику. Новожилов совершил несколько поездок на «Козле» в котловину Обручева и на западный конец Бумбин-нуру («Банка-Хребет»). К сожалению, выделить ему в помощь грузовую машину никак не удавалось, а кратковременные наезды на одном «Козле» не принесли серьезных результатов, кроме общей ориентировки. Интересным было открытие Новожиловым резко смятых красноцветных костеносных пород с северной стороны Алтан-улы. Слои песчаников были резко загнуты вверх и поставлены вертикально, параллельно оси хребта, показывая тем самым направление и характер поднятия.
Рождественский отправился в дальний маршрут в Номогон сомон («Тихий сомон») на юг от Далан- Дзадагада. Еще в 1946 году мы слыхали о нахождении там «драконовых костей». Однако Рождественский вернулся ни с чем: в Номогон сомоне не было не только костей, но даже отсутствовали красноцветные осадочные породы мела или кайнозоя. На поверку оказалось, что кости встречались не у Номогон сомона, а в горах Номогои-ула, на северной окраине Номиин-Гоби («Лазоревая Гоби»), на восток от аймака — вдоль границы с КНР. Пришлось отложить исследование на следующий год работы экспедиции (так и не состоявшейся).
Опыт этих поисков показал, насколько трудно постижимо каждое серьезное открытие. Ничего не давалось с налета, а только в результате продолжительных поисков и тщательной подготовки. Неудача последних разведок явилась уроком для нашей научной молодежи, стремившейся все вперед к новым местам, не доделав еще начатого. Наука требует прежде всего систематичности. Я вел неукоснительную борьбу с этими тенденциями к «великим открытиям», а заодно и со «слабохарактерностью» при раскопках.
Эглон, копавший на Наран-Булаке, посылал мне с каждой оказией записки о том, что там пора прекращать работу и перебрасываться на новые места. Последнюю записку доставил наш рабочий на верблюде. Он попал под проливной дождь, верблюд стал падать на скользкой почве, и Тимофеев едва добрался до нас. По дороге он наблюдал трагическую гибель одиноко пасшегося верблюда. Огромный и сильный самец неосторожно подошел к краю узкого оврага и соскользнул по склону из размокшей глины. Верблюд не разбился, но упал на спину вверх ногами и никак не мог встать. Животное билось всего несколько минут и умерло от напряжения или страха, прежде чем Тимофеев подоспел к нему на помощь. Этот случай показал, насколько верблюд, необычайно выносливый в привычных для него условиях, становится беспомощным при других обстоятельствах. Правы ли биологи, считая верблюда особенно выносливым? Это животное выносливо лишь к жаре, безводью и грубой пище — специальным условиям пустыни. На самом деле верблюд обладает малым запасом жизненной энергии и легко гибнет в случаях, требующих огромного напряжения и неутомимости.
Пришлось ехать к Эглону, в его лагерь среди высоких белых стен ущелья Наран-Булак. По дороге мне удалось убить харасульта — очень кстати, так как у Эглона кончилось мясо. Но и привезенный харасульт не утешил упавшего духом раскопщика. Из четырех заложенных нами пробных раскопок все оказались пустыми, за исключением первого, открытого Новожиловым скопления. Если кости здесь залегали разрозненно или редкими гнездовыми скоплениями, то неудача наших раскопок еще ничего не значила. Мы избаловались исключительным богатством монгольских местонахождений. Я напомнил Эглону, как четырнадцать лет назад мы с ним копали пермские местонахождения в Поволжье. Там кости и скелеты редчайших пресмыкающихся, живших около двухсот миллионов лет назад, залегали в костеносиом песке очень рассеянно. Мы применили вскрытие костеносного пласта большими площадками, до двухсот квадратных метров, и добились крупного успеха. Сейчас мы не могли делать большую раскопку — работа на «Могиле Дракона» отнимала все силы и к тому же затягивалась из-за неимоверной крепости песчаника. Я упросил Эглона сделать еще одну контрольную раскопку и дал согласие на его возвращение в Перевалочный лагерь. Рабочие его отряда должны были усилить отряд Малеева на «Могиле Дракона».
Тонна за тонной песчаниковых плит, переполненных костями траходонтов, прибывали с «Могилы Дракона». Песчаник в глубине раскопки стал очень твердым. Весь горный инструмент поломался, и походный горн горел целыми днями для кузнечной работы. В плитах песчаника мы находили отпечатки шкуры утконосых ящеров. Кожа их была усеяна круглыми костными бляшками разной величины — от горошины до грецкого ореха. Песчаник сохранил все складки и морщины кожи исполинов. Не поддавались объяснению отпечатки с рядами загадочных круглых ямок, возможно, отверстий каких-нибудь кожных желез.
К северу, в глубь обрыва, твердые плиты переходили в плотный песок, служивший границей скопления скелетов. Совершенно очевидно, что порода сцементировалась вокруг костей химическим действием продуктов гниения органических веществ. Крепость песчаника разочаровала нас. Препаровка, то есть освобождение из породы окаменелых костей, при такой твердости песчаника должна, была занять в Москве многие годы. Как ни трудно извлекать скелеты крупных динозавров, залегающие в рыхлом песке, но это окупается быстротой их препаровки, а следовательно, и научной обработки. Материал с «Могилы Дракона» требовал многих лет тяжелой работы, прежде чем мог стать пригодным для научной обработки и музейной экспозиции. По всем этим соображениям мы перестали жадничать и оставили на месте как разрушенные выветриванием кости, так и залегавшие в самой твердой плите. Один череп около метра длины, лежавший на боку, плохо сохранился, но я хотел взять его, чтобы выставить в музее без всякой препаровки, в естественном залегании. Однако неимоверно крепкая плита, больше метра толщины, не позволила этого сделать. Череп и по сие время скалит свои многочисленные зубы в ущельях Алтан- улы.
На левой половине площадки Малеев открыл громадный, тоже лежавший на боку череп от другого скелета. На границе песка обнаружили превосходно сохранившийся череп маленького — молодого — зауролофа. Чтобы отделить его от плиты, поочередно били молотами самые сильные люди экспедиции — шоферы Брилев и Лихачев, рабочий Толя-Слоник и я. Мы любовались работой Брилева. Обнаженный до пояса, он широко и свободно размахивал двадцатикилограммовой кувалдой, могучие мышцы выступали пластинами на его широченной груди, вздувались буграми на прямых плечах, перекатываясь под гладкой смуглой кожей. В конце концов плита уступила. Когда Малеев уехал в Улан-Батор, а его место на раскопках занял Эглон, при помощи лебедки перевернули последнюю, оставшуюся нетронутой плиту. Под ней вскрылся исполинский череп, лежавший на темени нижней челюстью вверх. Все эти три черепа уже отпрепарированы и дополнили выставку Палеонтологического музея Академии наук СССР. Два из них принадлежали таким гигантам, какие еще не были известны среди утконосых динозавров — зауролофов. В естественном положении — стоя на задних ногах — эти животные достигали девяти метров высоты, а по массивности костей не уступали самым громадным ящерам — зауроподам. Маленький череп показывает, что вместе со старыми животными захоронились и очень молодые. Такое захоронение могло случиться только при какой-то катастрофической, внезапной гибели стада утконосых динозавров. Что это было: наводнение, эпизоотия или отравление газами? На этот вопрос условия залегания скелетов не дали нам никакого ответа.
По числу добытых и разрушенных черепов мы установили, что на «Могиле Дракона» было погребено не меньше шести скелетов крупных взрослых особей и седьмой — молодого индивида. Все скелеты
