В колхозе «Идея Ильича», вблизи Мелитополя, собрали клубни весом больше кило. «Таких картофелин наши колхозники никогда в жизни не видывали…» Колхоз «Двигатель» и колхоз имени Димитрова, во Фрунзенском районе, выкопали в октябре по 30 тонн картофеля с гектара. Колхоз имени Ленина, Слабодзейского района — и все 50 тонн. А колхозница Худолий уже третий год собирала больше чем по 70 тонн с гектара.
Не было никакой нужды отказываться и от весенних посадок. Не «на племя», конечно. Выращиваемый из здоровых «летних» клубней, «весенний» картофель шел к столу. Итак, на юге картофель поспевал дважды в год.
И уже задумывались о том, чтобы самую первую, самую раннюю картошку отправлять на север — в Москву, в Ленинград, — так, чтобы птичьи стаи, спешащие с юга, лишь немного опередили ее…
А площади летних посадок все расширялись. Перед войной они измерялись уже шестизначными цифрами гектаров. Картофель сажали летом не только на Украине, но и в юго-восточных областях страны, и в Закавказье, и в Средней Азии.
Бывали рекордные сборы: 300, 400, 500 центнеров с гектара. На Всесоюзной сельскохозяйственной выставке перед войной мы видели эту южную колхозную картошку: по полтора, по два кило под кустом, узловатые тяжелые клубни-чудовища. Да тот ли это старый знакомец, которого мы привыкли встречать за обедом у себя в тарелке? И в самом деле: тот ли это картофель или уже другой? Ведь в те предвоенные годы открылись и другие негаданные раньше вещи. Оказалось, что меняется облик омоложенного летними посадками картофеля. Сорт «элла», например, спустя несколько поколений выходил из всякого повиновения ботаническим руководствам: он утрачивал обязательную для него оранжевую окраску пыльников, листья его светлели, менялось расположение долечек на листовом черешке.
А самое главное: во время летних посадок — от посадки к посадке, — по-видимому, увеличивалась плодовитость картофеля. Словно происходило в этих летних клубнях накопление плодовитости! Важный опыт был проделан в 1940 году. В Москву привезли из Одессы «раннюю розовую», четыре года перед тем высаживаемую на юге летом. Она должна была выдержать испытание на полях Института генетики Академии наук СССР рядом с «ранней розовой» московской, никогда юг не ездившей, вырождения не знававшей. Южанка дала 480 центнеров с гектара, москвичка — 220 центнеров.
Тогда у многих возникла мысль, что последнего слова о летних посадках еще не сказано. Может быть, это не только южный «местный» вопрос?
…Когда 10 июня 1945 года Трофиму Денисовичу Лысенко, академику с 1939 года, дважды лауреату Сталинской премии, было присвоено звание Героя Социалистического Труда, в Указе было сказано: «За выдающиеся заслуги в деле развития сельскохозяйственной науки и поднятия урожайности сельскохозяйственных культур, особенно картофеля и проса…»
В Одесском институте сохранялась фотография. Она относилась к начальным временам летних посадок. Слева на ней видна крошечная кучка — пять клубней, которые все вместе весили 100 граммов. Это урожай картофеля, вырожденного несколькими годами весенней посадки. А рядом — целая гора, пять клубней картофеля того же сорта «элла». И каждый потянет чуть ли не впятеро, а то и вдесятеро больше, чем все пять соседей слева.
И когда я смотрел на эту фотографию, с неоспоримой наглядностью изображавшую чудесный результат применения средства, поразительного по простоте, мне вспомнился старый рассказ о том, как Колумб поставил яйцо стоймя. Он слегка ударил его о стол, кончик разбился, и яйцо осталось стоять. Это было совсем просто. Но до этой простоты не додумался никто, кроме Колумба.
Однако я не сказал вслух об этом, пришедшем мне в голову сравнении. Мне резонно возразили бы, что летние посадки, означавшие новую эпоху в мировой культуре картофеля, не рождены счастливым наитием. Они — логический вывод из теории стадийного развития и глубокого учения об изменении природы растительных организмов в зависимости от условий жизни.
БРАК ПО ЛЮБВИ
Таинственное вещество наследственности должно было, по убеждению генетиков-морганистов, оберегать чистоту сортов и пород. На него надеялись, как на каменную стену. Оно сохранит на века лучшие сорта хлебов без изменения и порчи, как консервы в банке.
— Только избегайте всякой, самой малейшей примеси! Скрещивайте у животных самых близких родственников. Опыляйте растения их собственной пыльцой. И тогда все оно, это драгоценное вещество наследственности, останется в наших руках: ему некуда будет уйти.
Это был знаменитый метод «инцухта», как его называют генетики, метод «разведения в себе».
Генетики-морганисты были больше всего уверены в пшенице. Ведь пшеница — самоопылитель. Каждый пшеничный колос опыляет сам себя. Породистый скот размножали, скрещивая между собой только самых близких родственников. А для ржи, которую опыляет ветер, генетики потребовали ввести специальный закон: сеять сорт от сорта не ближе километра. Сколько намучились с километровой зоной в колхозах! Где взять в тесноте густонаселенных областей этот километр между сортами? Ссорились соседи, долгие годы жившие в мире и дружбе. Суд грозил агрономам, которые пытались хоть немного урезать безжалостную зону.
Морганисты были суровы и неподкупны Ведь они стерегли клетку с жар-птицей «чистоты сорта»!..
Они утешали ропщущих:
— Еще фараоны и перуанские инки понимали величие инцухта: эти мудрые правители, как известно из истории, женились только на своих сестрах[14].
И они не задумывались пускать под нож ценнейших племенных производителей в животноводстве, когда им казалось, что «замутилась» порода. Они преступно подорвали было каракулеводство в самом средоточии его, в Узбекистане, забраковав лучших баранов, даже не видя их, только на основании таблиц и анкет, — всех лучших баранов начисто, так что в 1936 году еле нашли для нового племхоза одного производителя во всей республике. Отметки на анкетах бесстрастно ставил в Москве морганист Васин — ему все было отлично видно за три тысячи верст… И чуть не погублена была замечательная лисицынская рожь — ее принялись выравнивать по морганистской линейке, стирать с нее малейшие пятнышки, нечистоту — и урожайность ее тоже катастрофически падала, пока не остановили морганистов.
Итак, несмотря на самую бдительную охрану, своенравное «вещество наследственности» менялось — и тем неотвратимее, чем бдительнее, ревностнее была охрана. То, что стерегли, уходило от сторожей, как вода сквозь пальцы.
Вырождение настигало самые испытанные сорта. Странные и печальные превращения совершались как раз с самоопылителями, такими, как пшеница. Они словно дряхлели. Никто бы их не мог узнать! Только старики помнят сейчас названия многих пшениц, которые славились по всему югу несколько десятилетий назад.
Двадцать пять, тридцать лет — срок жизни пшеничного сорта. Полстолетия — это уже Мафусаилов век.
Свое неожиданное предложение Лысенко впервые сделал в 1935 году. Звучало оно, на слух морганистов, совершенно еретически. Чтобы сохранить сорта и вернуть силу одряхлевшим, надо как раз время от времени снимать всякую охрану с них. А самоопылителям помочь скрещиваться.
Средство указывалось самое простое. Нужны ножницы. Следует выстричь тычинки на колосьях. Без тычинок, без пыльцы эти колосья уже не смогут опылить себя сами. Но о них позаботится природа. Над зеленым пшеничным полем вместе с жаворонками, бабочками и золотыми шмелями носятся тучи пыльцы. Она-то и оплодотворит обстриженные колосья. Свежая чужая «кровь» обновит их дряхлеющую жизнь. Остается собрать с них семена, высеять раз-другой, размножить их, и тогда смело можно этими семенами засевать поля.
Сначала все это попытались принять как шутку. Но Лысенко, умел заставить себя слушать. Немедленно и со своим огромным напором он взялся за опыты по обновлению сортов. И поднялась буря!
