— Я сказала, что это глупость. Тебя тоже плохо слышно, будто ты находишься на дне моря.
— Хочешь, я перезвоню, может быть, будет лучше?
— Не стоит. Я хотела только договориться о приеме. Ты будешь не одна?
— Пока не знаю.
Они поговорили еще немного. Посмотрев — в который раз! — на часы, Энн с облегчением поняла, что пора переодеваться к обеду.
Но и после этого ей пришлось долго ждать. Телефон звонил непрерывно, и было далеко за девять, когда Фиона и Найджел наконец ушли. С бокалами в руках Энн и Алекс старались расслабиться перед обедом.
— Что, так всегда? — спросила Энн.
— В общем, да. Очень мешают разные часовые пояса. В Нью-Йорке сейчас еще работают, а нам нужно отправить телексы в Токио, где уже рассвет нового дня. Может быть, сегодня было немного напряженнее, чем обычно: в последнее время я очень запустил дела. — Он погладил ее по щеке. — Бедная моя девочка! Ты, должно быть, ужасно соскучилась!
— Нет-нет! — быстро возразила она. — Каникулы ведь не могут длиться вечно, не так ли? А после того как тот дом станет нашим, я буду занята не меньше, чем ты. Когда ты придешь посмотреть на него?
— Когда все будет готово. — Не обращая внимания на ее протесты, он продолжал: — Нет, радость моя, я хочу, чтобы ты сделала мне сюрприз, чтобы дом был закончен, доведен до совершенства, создан тобой для нас.
— А что, если я выберу вещи, которые тебе не понравятся?
— Это невозможно, я знаю!
— Как прошла твоя встреча?
— Какая встреча?
— Твой завтрак в Сити! Я решила, что это деловая встреча, — сказала она, слегка волнуясь.
Против воли она спрашивала себя: что могло быть причиной такой встречи, если не дела?
— Ах это! — Он улыбнулся, будто читал ее мысли. — Об этом еще рано судить.
— А о чем там шла речь?
— Там было слишком скучно, чтобы забивать тебе голову. Что, Робертс, обед уже подан?
С Шарлоттой им повезло — обед оказался очень вкусным.
— Кажется, мы нашли хорошую кухарку, — сказал Алекс.
— Да, но, насколько мне известно, дело кухарки — готовить. Зачем ей понадобилось еще и подавать на стол вместе с Робертсом?
— Хотела, должно быть, проверить, так ли я обворожителен, как говорят, — звучно расхохотался Алекс.
— Она все время строила тебе глазки. Смотри не вздумай ухаживать за ней! — полушутя предостерегла его Энн.
— Ничего не поделаешь! Масса женщин находят меня неотразимым. — Он усмехнулся. — Но тебе не стоит беспокоиться. Неужели ты думаешь, что я способен соблазнить служанку?
— По правде сказать, я думаю, что ты способен соблазнить кого угодно!
— В таком случае ты не должна давать мне скучать. Меня радует присутствие в нашем доме этой хорошенькой девушки — оно заставит тебя все время быть в форме, — поддразнил он ее.
— Алекс! Какой ты все-таки несносный!
— Так ты жалуешься? — Он посмотрел на нее тем потемневшим, пронизывающим взглядом, который она ощущала как физическую ласку.
— Нет. Но если я что-нибудь замечу, то и сама заведу дружка!
— Только попробуй! — пригрозил Алекс, и Энн знала, что он говорит серьезно.
— Значит, тебе можно дразнить меня и говорить о других женщинах, а мне даже в шутку нельзя заикнуться о мужчинах?
— Женщины никогда не шутят, когда речь идет о сексе!
— Шутят, конечно!
— Нет. Это для них слишком важно. Они пользуются сексом как оружием.
— Но я-то шутила!
— Ты и утром шутила, когда делала своим помощникам комплименты по поводу их молодости и обаяния? — спросил Алекс, искоса поглядев на нее.
— Не говори глупостей, Алекс! Я хотела, чтобы они чувствовали себя свободнее.
— Мне это не понравилось! Пожалуйста, больше не говори с ними так!
— Ради всего святого, Алекс! Не нужно делать из мухи слона!
— Это во мне говорит «нежелательный иностранец», — произнес он без тени улыбки.
— Боже мой, я собиралась рассказать тебе об этом! Ты никогда не догадаешься о том, что Фей говорила мне… — Смеясь, Энн начала рассказывать ему о Питере, но внезапно осеклась. — Так ты знал об этом?
Он кивнул.
— Ты нас подслушивал?
Он опять кивнул.
— Как ты посмел!
— Я не собирался, просто ты неправильно включила телефон и наши линии пересеклись!
— Это не оправдание! Ты должен был сразу положить трубку!
— Почему? Что ты могла такого сказать, чего я не должен был слышать?
— Ничего! Конечно, я ничего такого не сказала бы! Дело не в этом! Просто не принято подслушивать чужие телефонные разговоры.
— А я себе это позволяю.
— Но ты не имеешь права! И уж, во всяком случае, не должен слушать, когда я разговариваю. — Она бросила салфетку на стол и быстро прошла мимо пораженного Робертса.
— Подать кофе в гостиную, мадам? — спросил дворецкий вслед ее удаляющейся спине.
Энн не ответила. Она миновала гостиную, прошла по коридору и изо всех сил захлопнула за собой дверь спальни.
Сбросив туфли и свернувшись на постели, она нашарила на ночном столике сигарету, щелкнула трясущимися пальцами зажигалкой и сердито задымила. За кого он себя принимает, черт побери? Как смеет слушать ее личные разговоры? А когда это обнаруживается, даже не считает нужным извиниться. Она погасила наполовину выкуренную сигарету, когда в спальню вошел Алекс с бутылкой шампанского на серебряном подносе.
— Сердишься? — задал он явно лишний вопрос, после того как она бросила на него гневный взгляд. — Мне очень жаль, Анна, если я тебя рассердил…
— Ты мог бы поправить дело, если бы извинился за подслушивание моего личного разговора!
— Между нами нет и не должно быть ничего личного — все общее!
— Как ты не понимаешь? Это посягательство на мою личную жизнь. Неужели тебе понравилось бы, поступи так с тобой я? Это свидетельство твоего недоверия ко мне. Именно это меня и огорчает!
Стоя в ногах постели, он смотрел на нее.
— Я предупреждал тебя, что я страшно требователен, настоящий собственник.
— Но ты не говорил, что будешь шпионить за мной!
— Скажи, Анна, знаешь ли ты, что значит ревновать? Ежеминутно бояться, что человек, которого ты любишь, изменяет тебе? Понимаешь ли ты, как это может отражаться на состоянии духа? Или ты слишком англичанка для того, чтобы испытывать подобные чувства?
— Конечно, я способна ревновать, если для этого есть причина! Но я не давала тебе ни малейшего повода подозревать меня. То, что я англичанка, не имеет к этому никакого отношения. Не надо думать, что у греков монополия на сильные чувства!
— Значит, ты не любишь меня так же сильно, как я тебя. — Его плечи бессильно поникли.
— Не говори так, Алекс. Я люблю тебя!