Управление и не успел зайти в свой кабинет, как Щеглов по телефону сообщил ему, что Пантиков уже сидит в кабинете Коновалова. Кудрявцев отметил про себя, что у такого расторопного работника, как Коновалов, есть, очевидно, компромат на всех, кто имеет право подписи. Не зря майор получает зарплату! Ясно, что никакие экономические преступления директора театра безнаказанными не останутся, если тот не поймет, что от него требуется.
Между тем, Леонид Андреевич Пантиков, получив срочную телефонограмму с просьбой прибыть к пятнадцати часам в управление ФСБ в четыреста одиннадцатый кабинет, решил, что снова собирают совещание по предупреждению террористических актов. Он уже неоднократно присутствовал на таких 'посиделках', как он их называл.
На совещаниях долго и нудно рассказывали о необходимых мероприятиях по предупреждению террористических нападений в местах большого скопления людей. А сейчас, когда в Чечне идёт война, особенно донимали разными проверками и инструкциями. Поэтому, поручив начальнику отдела кадров подготовить приказ об увольнении артистки театра Рукавишниковой Валерии Антоновны по сокращению штатов, Пантиков уехал в управление ФСБ и очень удивился, что попал не в конференц—зал, как обычно, а в кабинет некоего майора Коновалова, который сообщил, что занимается расследованием экономических преступлений. Он стал расспрашивать, на какие средства Пантиков построил дачу, где приобретал материалы и какими документами может это подтвердить.
— К нам поступила информация о том, что вы использовали для строительства собственной дачи не только материалы, выделенные на ремонт театра, но и часть средств, собранных общественностью на реставрационные работы, — пояснил майор.
Он бросил в рот леденец, видимо, отвыкал от курения, и терпеливо ждал ответа, хотя считал Пантикова человеком кристальной честности по меркам нового времени. Тот похитил только часть импортных строительных материалов, выделенных городской администрацией для ремонта театра, а также заключил всего лишь несколько завышенных договоров со строительными фирмами, взяв с них по двадцать процентов отката. Когда вокруг воруют целыми предприятиями и набирают дорогостоящую охрану, чтобы рабочие не выносили из цехов болты и гайки, честность Пантикова поражала.
Как—то тесть Коновалова вынес с радиозавода забракованные радиодетали для соседского мальчика, который увлекался радиоделом. На проходной тестя задержала охрана, и администрация завода передала дело в прокуратуру. Коновалову стоило большого труда замять дело, потому что владелец завода Пивоваров хотел устроить показательный процесс с целью преподать урок несунам. В конце концов, он согласился дело прекратить и отозвать иск, но предупредил, что в любой момент оно может быть возвращено в суд. Коновалов понял, что тот хочет держать его на коротком поводке. Но через некоторое время Пивоварова шлёпнули пацаны Сапога за то, что тот отказался платить за крышу.
Пивоваров был уверен, что его собственная служба безопасности гарантирует ему безопасность, хотя, как показывает практика, эти службы могут защитить лишь от уличных хулиганов, а вот от выстрела снайпера спасения нет. Милиция и прокуратура делали вид, что упорно ищут преступника, но никого так и не нашли, хотя всем было известно кто и за что заказал известного бизнесмена. Да и кого следователи найдут, если при своей зарплате с трудом сводят концы с концами, в то время как Пивоваров отгрохал себе дворец за полтора миллиона долларов и ежемесячно платил десять тысяч долларов только за членство в элитном клубе.
Пантиков же ничего особенного не сделал, кроме того, что подобрал только то, что плохо положили, поэтому Коновалов лично против него ничего не имел. Но коллега, начальник отдела по борьбе с терроризмом, подполковник Кудрявцев, попросил об одолжении, и Коновалов добросовестно доводил Пантикова до кондиции.
А у того, при первых же вопросах, сердце оборвалось и ушло в пятки. 'Им всё известно! — запаниковал он. — Нет в мире справедливости! Все вокруг воруют, а я взял—то всего ничего, и вот, пожалуйста!'. Ему казалось, что сейчас его запрут в камеру предварительного заключения с уголовниками, которые будут над ним издеваться и избивать! Из—за сильных переживаний у него резко поднялось давление, голова стала чугунной, а Коновалов неторопливо листал какую—то папку и терпеливо ждал ответов. Только интересовали его не ответы, а когда, наконец, придёт Щеглов и дожмёт клиента.
Щеглов пришёл минута в минуту и Коновалов с облегчением уступил своё место. Бросив в рот ещё один леденец, он вышел в коридор, а Щеглов, усевшись в кресло, в упор молча рассматривал Пантикова, который чувствовал, что близок к инсульту.
— Так вот Леонид Андреевич, — мрачно произнес, наконец, Щеглов. — Ваши люди очень обидели моего непосредственного шефа.
— Чем? — недоуменно воскликнул Пантиков. Он не мог понять, каким образом его люди могли обидеть кого—то из чинов ФСБ.
— Мой шеф преподносит цветы понравившемуся ему своей игрой артисту, а ваши люди гоняют его, как школьника! Что же это вы, голубчик, так распускаете своих людей, что они даже угрожают уволить артистку Рукавишникову? Вы что там, с ума все посходили?
Пантиков понял, что дело не в том, что он часть денег и материалов потратил на свои нужды, и у него сразу же отлегло от сердца. Всё объяснялось очень просто, и возникшую проблему можно легко и быстро урегулировать. Но зачем же устраивать этот цирк и доводить людей до обморочного состояния? Неужели нельзя честно и прямо сказать, что от него требуется?
Пантиков быстро пришёл в себя и, кашлянув для солидности, сказал:
— Я немедленно разберусь с этим. Поверьте, виновные будут наказаны и очень строго. Конечно, такое допускать нельзя. Рукавишникова замечательная актриса, мы её ценим и запланировали перевод её на ведущие роли в целом ряде спектаклей.
Он торопливо говорил под пристальным взглядом Щеглова и дал себе слово, что, когда выберется отсюда, очень серьёзно разберётся с теми, кто его подставил. Щеглов подписал ему пропуск и предупредил, что дело о строительстве дачи ещё не закрыто. Но Пантиков потому и сидел в директорском кресле два десятка лет, что всегда правильно понимал намёки и умел хорошо балансировать на скользком полу.
Он ехал в театр и пытался понять, кто и зачем его подставил. Совершенно ясно, что кому—то очень захотелось на его место, и подставить мог либо главный режиссёр, либо старый хрыч Митрохин. В театре работала не только дочь Митрохина Машка, но и его сын Колька, который хоть и неплохой режиссёр, но с большими претензиями. И Пантиков вдруг понял чудовищный план старика Митрохина, который, благодаря своему коварству и умению интриговать, получил и звание народного артиста, и свои многочисленные награды и премии: если главный режиссёр станет директором театра, то его Колька станет главным режиссёром. Ход простой и не требует особого ума.
Пантиков заскрежетал зубами. Видимо эта свора специально спровоцировала конфликт, зная, что некий чин из ФСБ ходит у Рукавишниковой в любовниках. У актрис театра так часто меняются любовники, что уследить за всеми невозможно. Узнаешь об этом обычно из телефонных звонков, когда депутаты или какие—нибудь чиновники требуют для своих избранниц выгодные роли. Но чтобы тихоня Рукавишникова отхватила себе такого любовника и не требовала для себя никаких главных ролей, он и подумать не мог! Вот уж воистину: в мутном болоте черти водятся! Но эта свора знала об этом, и он, Пантиков, чуть не уволил её с их подачи!
Купился, как лох на подстроенную ими дешёвку! Страшно подумать, что могло произойти, уволь бы он её сегодня! Обида и дикая злость охватили его. Сколько добра он сделал этим людям, и вот их благодарность! Как же они будут удивлены, когда он вернётся в театр! Они уверены, что закопали его, но сделать это им не так—то просто! Не с тем связались!
Приехав в театр, он первым делом прошел в зал, где проходила репетиция. Директор так редко посещал репетиции, что и главный режиссёр, и режиссёр спектакля Николай Митрохин, и прима театра Мария Борисова удивились, увидев, как резко он вошёл в зал. Это их удивление ещё больше убедило Пантикова в правильности его догадки. Он всегда нюхом чувствовал заговоры, и в этот раз интуиция его не подвела!
Пантиков подошёл к Валерии Рукавишниковой и поцеловал её руку.
— Вы у нас что—то засиделись на второстепенных ролях, дорогая Валерия Антоновна, — громко сказал Пантиков и, обращаясь к главному режиссёру, добавил:
