бионике. Актовый зал, вмещающий более двух тысяч человек, переполнен. Доклады, казалось бы, по зубам только очень узким специалистам. Однако аудитория, которую они собрали, поражает своим разнообразием. Тут и журналисты, освещающие новые проблемы науки и техники в таких журналах, как «Природа», «Наука и жизнь», «Знание — сила»; тут и военные (я спросила у Марка Галлая, что привело его, летчика и инженера, в столь специфическое собрание. «Проблема “человек — машина”, надежность человеческого мозга, тесты для профессионального отбора летчиков», — ответил он). Сюда пришел Александр Крон, драматург и романист, самый что ни на есть «чистый» литератор… Что же привело его в среду ученых? Оказывается, он пишет пьесу о биологах. И вот сидит Александр Крон с блокнотом и внимательно слушает доклады: «Морфофункциональные типы скелета тазового пояса млекопитающих», «Разные аллюры млекопитающих как возможные движения рычажных машин», «Теория подъемной силы кальмара», «Эксперименты по магнитной ориентации птиц», «Роль гравитационных волн в ближней ориентации рыб», «Влияние магнитных полей на процессы обучения мышей в Т-образном лабиринте», «Автомат, моделирующий функции образования двигательных навыков у животных», «Прогнозирование надежности работы системы “человек — машина” и гелио-геомагнитные факторы» и т. д. и т. д.
Совсем недавно наука была делом только ученых. И они педантично соблюдали чистоту своих рядов, а тут… Какое-то вавилонское столпотворение. Люди, которые всю свою жизнь занимались только рыбами, или птицами, или летучими мышами, или обезьянами, с жаром обсуждали свои проблемы с электротехниками, автоматчиками, математиками. И они находили общий язык. Одни — биологи — рассказывают о способах обучения птиц, дельфинов, обезьян; другие — техники, — подхватив эти сообщения, обдумывают, нельзя ли использовать новые данные для своих целей. Казалось бы, что можно извлечь из сообщения о многообразии «языков» животных (оказывается, канадские птицы не понимают французских; сигналы тревоги, записанные у птиц Мексики, нисколько не беспокоят пернатых Австралии), или даже из удивительного открытия секретов извечных миграций рыб к нерестилищам?
А инженеры, узнав, что рыбы ориентируются по морским течениям и это закодировано у них в генах (поэтому даже молодая рыбешка, никогда не бывавшая в местах метания икры, безошибочно находит туда путь), а птицы находят дорогу в родные места по линиям магнитного поля, узнав это, инженеры обдумывают более совершенные и надежные навигационные и другие системы. Решают, как можно положить нечто аналогичное в основу новых машин, которые тоже будут ориентироваться по магнитному полю, по цвету и другим критериям. Каждый новый доклад подтверждал удивительную революционную находку современной науки об общности законов, действующих в живой и неживой природе, схожести средств управления, о плодотворности кибернетического подхода к разным явлениям жизни и техники.
В этой области теперь работают и зоологи, и инженеры, и биологи, и математики. Здесь объединились люди, которые рассматривают и другую сторону проблемы: изучают работу электронных «думающих» машин с целью изучить на их примере законы мышления и умственной деятельности.
Это, по существу, две стороны одной медали. Поэтому-то академик Парин, возглавляющий медицинскую секцию, входит в состав бюро бионической секции. Академик Трапезников, долгое время бывший председателем секции «Техническая кибернетика», занимается бионикой и медициной, академик Глушков — член бюро двух секций: бионики и техники. Академики Анохин и Франк — бионика и медицина. Академик Гнеденко — математическая, техническая секция и секция надежности, член-корреспондент АН СССР Ляпунов — биология и медицина. И те же Ляпунов, Глушков и Гнеденко входят в философскую секцию.
Экономическую секцию Совета Берг организовал, наверно, для того, чтобы экономисты распутали хотя бы то, что в большей части сами же запутали…
Нелегкие разговоры происходят в среде экономистов и плановиков, социологов и философов. Как ни упирались многие, как ни противились проникновению кибернетики в эту сферу, а все-таки пришлось думать, и думать серьезно, о проблеме оптимального регулирования в человеческом обществе… И как не думать, если над этим «думают» даже пчелы. В своих пчелиных государствах пчелы не только строго регулируют процессы разделения труда, но и осуществляют настоящее регулирование условий своего существования. В ульях, несмотря на изменение окружающей температуры, они сохраняют постоянную температуру: 34,5 — 35 °C. Если в районе пасеки похолодало, пчелы тесно прижимаются друг к другу и начинают бить крылышками. Тепло от сокращения мышц идет на отопление жилья. А если на улице жара, они спешат принести в улей воды и машут крыльями для того, чтобы вода испарялась и охлаждала воздух.
Неизвестно, какими мотивами руководствуются пчелы, подбирая состав этих спасательных команд, но, когда люди ставят перед собой какую-то цель, их обычно объединяет не только общность задачи, но и взаимное доверие, симпатия, ответственность. Никогда в космос не отправится случайно подобранный коллектив…
«В холодные зимние дни в стадах дикобразов наблюдается следующее явление: животные теснятся друг к другу, чтобы согреться теплом своего тела и защититься таким образом от холода. Однако при этом они колют друг друга иглами, что заставляет их держаться на расстоянии. Если же холод снова сгоняет их вместе, картина повторяется до тех пор, пока они не найдут некоторого среднего положения, в котором чувствуют себя наиболее благополучно. Так и потребность в общении, порождаемая пустотой и однообразием собственного внутреннего мира, влечет людей друг к другу. Однако их отрицательные качества и нестерпимые промахи взаимно отталкивают их. Средняя дистанция, которую они, наконец, находят и которая обеспечивает их совместное существование, как раз и есть не что иное, как вежливость и хорошие манеры», — такое ироническое толкование социальных проблем регулирования было модно в XIX веке.
Где-то на высших уровнях духовной сферы с социальным регулированием смыкаются и психические процессы регулирования. Кибернетики вынуждены думать о социальном значении таких понятий, как совесть, индивидуализм, интеллект. С этими вопросами переплетаются другие особенности человека, например, сентиментальность, религиозность, честность, способность к самоанализу. Эти индивидуальные свойства так или иначе сказываются на окружающих.
Человек возбужден, расстроен — он становится аномалией в коллективе. Его утешают, поддерживают. Он растроган, плачет. Вот он успокоился. Обычная ситуация. А кибернетик найдет в этом цепочку логически необходимых и взаимосвязанных процессов: психическое напряжение развязало биологический процесс — слезотечение, которое автоматически смягчило невыгодное состояние психики — возбуждение, сказывающееся на мышлении и поведении. Кибернетик найдет этому примеру аналогию из теории автоматического регулирования в технике, скажет, что слезотечение аналогично процессу регулирования перегретого парового котла, с целью снизить слишком возросшее давление в котле путем отвода пара.
Наряду с положительным социальным регулированием известно и отрицательное. Например, стимулированные служителями культа религиозные чувства зачастую, выйдя из-под контроля в результате самовозбуждения, приводят к случаям кровавых эксцессов.
Кибернетики задумываются даже над происхождением и скрытым смыслом пословиц, которые концентрируют в себе мудрые выводы из опыта поколений.
«Нет розы без шипов…» Так, утешая себя, со вздохом констатирует иной неудачник-оптимист, надежды которого не вполне оправдались. Если бы в отчаянии он продолжал рисовать себе всю прелесть недостигнутого счастья, он только разжигал бы свое недовольство. Но инстинкт самосохранения мудро советует ему обесценить труднодоступное желание, преувеличить его теневые стороны, преуменьшить значение потери, то есть создать себе компенсацию, утешение, которое и является регулятором психического состояния. Переоценка ценностей — своеобразный регулятор укрепления духа.
«Каждому свое», «Каждый несет свой крест» — эти жестокие поговорки, возможно, возникли как утешение, как оправдание пассивности, бессилия, безразличия. Чтобы не волноваться, человек ищет себе оправдания.
Опять восстановление душевного равновесия, своеобразная психотерапия.
Слепой зачастую обладает обостренным чувством осязания, глухой — повышенной наблюдательностью, черствый человек — равнодушием. Все это иллюстрации способности организма к саморегулированию.
Венский психолог Г. Рорахер, выбравший темой своего исследования процессы регулирования в
