Рассказы из книги 'Жестокие рассказы'

Фелисьен с детским упорством, с настойчивостью влюбленного увлек свою спутницу под темный свод, обняв ее за талию; она не сопротивлялась.

Волнующее ощущение теплого скользящего шелка, обтягивающего ее стан, вызвало в нем страстное желание обнять ее, унести с собой, забыться в поцелуе. Он овладел собой. Но от волнения почти лишился дара речи. Он лишь бессвязно бормотал:

— Боже мой, боже мой, как я люблю вас!

Тогда женщина склонила голову на грудь влюбленного, и в голосе ее прозвучало горькое отчаяние:

— Я вас не слышу! Я готова умереть со стыда, я не слышу ни слова. Не расслышу вашего имени, не уловлю вашего последнего вздоха. Я не слышу даже биения вашего сердца, хотя ощущаю его, приложив голову к вашей груди. Разве вы не видите, как мучительно мое положение. Я ничего не слышу… я глухая!

— Глухая? — вскричал Фелисьен, холодея от ужаса и трепеща всем телом.

— Да, уже много лет. Никакая наука, никакие врачи не в силах исцелить меня, избавить от этого тягостного безмолвия. Я глуха, как небо, глуха, как могила. Я готова проклясть жизнь, но это правда. И потому оставьте меня, сударь.

— Глухая, — повторял Фелисьен, который настолько был потрясен этим невероятным признанием, что совсем растерялся и даже не соображал, что говорит. — Глухая!

Потом, спохватившись, он воскликнул:

— Но как же так? Ведь нынче вечером, у Итальянцев, вы же слушали музыку, вы аплодировали!

Он осекся, испугавшись, что она не слышит его. Все это обернулось так неожиданно, так ужасно, что его лицо исказила улыбка.

— У Итальянцев?.. — переспросила она, тоже улыбаясь. — Вы забываете, что у меня было время наблюдать людей, изучать проявления различных чувств. Да разве я единственная? Мы обязаны держаться на высоте положения, дарованного нам судьбой. Эта прекрасная певица вполне заслуживала всяческих знаков одобрения. Не думайте, впрочем, что мои аплодисменты сильно отличались от бурных рукоплесканий восторженных дилетантов из публики. Ведь когда-то я была музыкантшей,

При этих словах Фелисьен растерянно взглянул на нее, силясь улыбнуться.

— Боже! — сказал он с упреком. — Зачем вы издеваетесь над человеком, который любит вас до умопомрачения? Вы уверяете, будто ничего не слышите, а между тем отвечаете мне.

— Увы, — вздохнула она, — вам кажется, мой друг, что вы говорите особенные, свои собственные слова. Вы искренни, но все это ново только для вас. Для меня же это давно знакомый диалог, в котором все ответы я выучила заранее. Год за годом он повторяется слово в слово. В этой пьесе каждая фраза подсказана и продиктована с поистине ужасающей точностью. Я овладела своей ролью до такой степени, что если бы согласилась — а это было бы преступлением — соединить свою злосчастную судьбу с вашей, вы поминутно забывали бы о роковой тайне, которую я вам открыла. Уверяю вас, я дала бы вам полную совершенную иллюзию, не хуже и не лучше любой другой женщины. Я сыграла бы несравненно правдоподобнее самой правды. Поймите, что те же обстоятельства диктуют всегда те же самые слова, а выражение лица обычно соответствует словам. Вы никогда не поверили бы, что я не слышу, настолько точно я бы угадывала ваши мысли. Давайте забудем об этом, хорошо?

На этот раз Фелисьен по-настоящему испугался.

— О, какие жестокие слова вы говорите!.. — воскликнул он. — Но если это так, я разделю с вами вашу судьбу, даже вечное безмолвие, если нужно. Почему вы отстраняете меня от своего горя? Мы испытали бы счастье вместе. Слияние душ восполняет все, чего недостает нам в жизни.

Незнакомка вздрогнула, и глаза ее засветились благодарностью.

— Дайте мне руку, пройдемся немного по этой темной улице, — сказала она. — Вообразим, будто мы гуляем под деревьями весной, в солнечный день. Мне тоже надо сказать вам то, чего я не скажу никому другому.

Удрученные, со стесненным сердцем, точно изгнанники в чужой стране, двое влюбленных медленно тронулись в путь рука об руку.

— Слушайте внимательно, вы-то слышите мой голос, — начала она. — Отчего я сразу поверила, что вы не оскорбите меня? И почему я вам ответила? Вы не знаете?.. Вполне естественно, что я научилась читать по чертам лица, по жестам все чувства, предопределяющие поступки человека; но гораздо важнее, что я умею угадывать с поразительной, почти безграничной точностью глубину и силу этих сокровенных чувств в душе собеседника. Когда вы решились сегодня на неслыханную дерзость, обратившись ко мне прямо на улице, я, быть может, единственная среди женщин, способна была сразу понять истинное значение вашего поступка.

Я ответила вам потому, что распознала в вас человека, отмеченного особой, таинственной печатью; вы из тех, чей дух не затемнен, не принижен, не порабощен страстями, вы очищаете и возвеличиваете все жизненные впечатления, вы ищете идеальное, божественное в каждом своем чувстве. Друг, позвольте открыть вам мою тайну. Постигшее меня роковое несчастье, вначале столь мучительное, принесло мне избавление от многих пут. Оно освободило меня от той духовной глухоты, которой страдает большинство женщин.

Мой недуг сделал меня чуткой к высшему смыслу явлений, о котором представительницы моего пола обычно имеют лишь смутное понятие. Их уши не воспринимают этих чудесных отзвуков, этих дивных символов. Обладая острым слухом, они способны различать лишь инстинктивные, внешние проявления даже самых тонких, чистых страстей. Они подобны Гесперидам, которые сторожат заколдованные яблоки, не подозревая об их волшебной силе. Увы, я глухая… но они? Что они слышат? Или, вернее, что они понимают в обращенных к ним речах, кроме смутного шума в сочетании с мимикой собеседника? Они внимательны к внешнему смыслу, но не вникают в самую суть, в сокровенный, глубокий, истинный смысл каждого слова; стоит им услыхать что-то лестное, приятное — им этого вполне достаточно. Они называют это — с этакой особенной улыбочкой — «практической стороной жизни»… О, вы сами увидите, если поживете среди них. Вы узнаете, какую странную смесь наивности, самонадеянности, подлого легкомыслия таит в себе эта очаровательная улыбка! Попробуйте рассказать какой-нибудь женщине о любви таинственной, неземной, сияющей звездами, как ночное небо, любви возвышенных душ, вроде вашей!.. Если ваши речи и западут ей в голову, они так же неузнаваемо исказятся, как замутится, впадая в болото, чистый родник. Так что, в сущности, женщины не услышат вас. «Жизнь не может осуществить эти мечты, — скажут они, — вы требуете от нее слишком многого!» О, да разве не сами люди создают Жизнь!

— Бог мой! — прошептал Фелисьен.

— Да, — продолжала незнакомка, — ни одна женщина не в силах преодолеть природный недостаток — умственную глухоту, разве только ей придется заплатить за это, подобно мне, неслыханную цену. Вы, мужчины, приписываете женщинам некую тайну, потому что они проявляют себя только в поступках, а мыслей своих не выражают. Обольщая вас, гордясь этой тайной, неведомой им самим, они стараются внушить вам, будто их можно разгадать. И каждый мужчина, польщенный ролью долгожданного отгадчика, готов понапрасну сгубить свою жизнь, женясь на каменном сфинксе. Никому из них не приходит в голову заранее, что даже величайшая тайна, если она никогда ни в чем не выражается, просто не существует.

Незнакомка умолкла.

— Сегодня вечером мои слова полны горечи, и вот почему, — продолжала она. — Я уже перестала завидовать другим женщинам, поняв, как дурно они пользуются даром, которого я лишена, да я и сама, верно, поступала бы так же! Но вот явились вы, тот, кого я так любила бы в прежние годы!.. Я вижу вас… ваши глаза… я по глазам угадываю ваши чувства… Вы отдаете мне сердце, а я не могу его принять.

Несчастная женщина закрыла лицо руками.

— Боже мой, — прошептал Фелисьен со слезами на глазах, — я почувствую твою душу, упиваясь дыханием твоих уст! — пойми меня! Не отрекайся от жизни, ты так прекрасна!.. В тишине и молчании наша