— Советуем людям Любить и укрепляться чувством Преданности.
— Помогайте всему, что стремится к усовершенствованию.
— Вместо враждебной невежественности лучше покажите Любовь к познанию.
— Преуспейте Любовью.
— Высшая Религия учит не страху, но Любви.
— Познавайте, где стремление к Любви и где страхование грехов, где Любовь к восхождению, и где беспокойство сомнения.
— Нужно полюбить качество Жизни. Малейшая утрата качества подавляет все поступательные движения.
— Пылайте Сердцем и творите Любовью.
— Пусть внутри Сердца теплится Лампада Любви.
Это не красивые фразы, а сокровенные знания. Я не в состоянии разобраться в них до глубины, до полной ясности. Но моё сердце чувствует, что Бог всё измеряет Любовью, каждого земного человека проверяет по тому, смог ли он научиться любить ближнего своего, смог ли он возвыситься до любви врагов своих.
Небеса проводят мне экзамен, их очередь задавать мне вопросы.
Они спрашивают:
— Когда человек преисполнен Любовью, разве существует препятствие?
— Нет, конечно! — отвечаю уверенно.
— Но может ли Любовь существовать с предательством?
— Нет! — восклицаю я.
— Где она — Любовь творящая?
— Во мне, во мне! — твержу я.
— Среди величия миров разве можно пребывать в злобе, убийстве, в обмане?
— Нет, нет… Грех, позор!
— Но что же среди земных средств может противостоять тьме?
— Только Любовь, только Огонь Любви! — радуюсь я.
— Какая Огненная Любовь вселится в искушённое сердце?
— Никакая, никакая…
— Может ли полюбить сердце, в котором злоба и жестокость?
— Нет, не может…
— А сомнение?
— Там, где истинная Любовь, нет места сомнению…
— А если осуждение?
— Там, где зародится осуждение, нет полной любви.
— Если земная любовь уже творит чудеса, как же умножит силы Небесная Любовь?
Я ищу меру: может быть, стократно, может быть, тысячекратно? И догадываюсь:
— До беспредельности…
— В чём твоё оружие?
Отвечаю без запинки:
— В Совершенной Любви.
Жду: скажут ли мне Небеса, как я прошёл экзамен. Но Небеса молчат.
Видимо, я должен догадаться сам: какая есть во мне Совершенная Любовь.
Мой клубок любви
Что я вынес из прошлого?
В детстве не раз наблюдал, как бабушка из овечьей шерсти пряла нить и накручивала в клубок. Он рос и становился всё больше и больше, как детский мяч, а потом кончалась шерсть.
Из прошлого я вынес вот этот клубок, но не шерсти, а любви. Я и впредь буду наматывать на него опыт любви, насколько позволят мне жизнь и силы.
Что в этом клубке, какие выводы, какие обобщения?
Я отдаю отчёт тому, что моя любовь вовсе не совершенна. И, вообще, я только начинаю карабкаться по лестнице Иоанна Лествичника; потому до тридцатой — вершинной ступеньки, которая знаменуется Совершенной Любовью, мне уже не успеть подняться.
Тем не менее, в моём клубке любви есть нечто такое, что позволяет мне дарить детям уроки, общаться с учителями, писать книги, высказывать свои мысли и верить.
Да, я верю, что мир сотворён Творцом-Богом. Верю, может быть, больше, чем тот, который верит, что мир есть случайное производное от хаоса.
Историческая культура моего грузинского народа привела меня к Православному Христианству. Потому мне близки и понятны идеи христианской Любви, и я стремлюсь к ней.
Учусь любить ближнего.
Учусь любить врагов своих. Хотя давно уже никого не воспринимаю как врага своего.
Учусь прощению и просить прощения. Давно простил всех, кто когда-либо причинял мне зло, и попросил прощения у всех, кому, может быть, я причинил зло. Хотя с верою могу повторить слова Януша Корчака: «Я никому не желаю зла. Не умею. Не знаю, как это делается».
В моём клубке любви есть особая полоска, которая вплетается в мою жизнь с начала 50-х годов: эта цветная, голубая, как мечта, полосочка есть моя сознательная любовь к детям. Вначале она зарождалась как чувство, которое привязывало меня к ним, а со временем совершенствовалось как искусство.
Я всё глубже познавал мудрость:
Учительская, педагогическая любовь более утончённая форма Любви, чем, скажем, Родительская Любовь. Она требует для своего проявления огромных душевных усилий и мудрости сердца.
В ком уже есть любовь к детям, к тому, при старании, придёт и искусство их любить, т. е. понимание того, как их нужно любить. В ком нет любви к детям и стремления полюбить их, тот пусть не ждёт посещения мудрости педагогической любви.
Кто откровенно не любит детей, тому мудрость любви не достанется. Он сделал бы доброе дело, если покинул бы работу, которая навязывает ему общение с детьми.
Мудрость находится внутри самой любви к детям, а не вне её.
Потому мудрая педагогическая любовь не технологизируется, методически не выстраивается, не расписывается по пунктам, а познаётся сердцем.
Я пристал к одному учителю со своими вопросами:
— Вы любите детей? — спросил я.
— Да, конечно… — ответил тот.
— Как вы их любите?
— Как все…
— Этого мало.
— А как ещё надо их любить? — спросил учитель.
— Так, как любил Сухомлинский…
— А как он любил?
— Любил как Корчак…
— А как Корчак любил?
— Как Песталоцци…
— Ну а Песталоцци как любил?
— Любил он детей нежно, искренне, преданно, постоянно, без оглядки, любил с радостной улыбкой на лице или со слезами сострадания на глазах…