руки уменьшились.
– Давай сюда, – до крови закусив губу, Инна протянула руки и взяла из Лизиных рук бандаж, – Ложись на кровать.
– Зачем? – и снова, снова сердце завело свой невыразимый хоровод.
– По правилам эту штуку одевают исключительно лёжа. Ты не знала?
– Нет…
Поколебавшись, Лиза как была – в ночной рубашке – прилегла на кровать. Теперь Инна возвышалась над ней и, смущенная, не знала, как быть дальше.
– Нужно подушку под бедра, – пробормотала она, сдерживая дрожь в руках, – Ты приподнимись, а я подложу.
– Хорошо.
Лиза с видимым трудом выгнулась и тут же расслабилась, опустившись на небольшую подушку.
– Мне нужно поднять рубашку, да? – спросила она, глядя куда-то в сторону.
– Неплохо бы, – улыбнулась Инна, – Если, конечно, ты не хочешь проходить в ней весь день.
Секунда – и ночная рубашка задралась вверх, открывая для жадных глаз доступ к большому гладкому животу. Инна нагнулась, снова до боли сжала губы и быстро застегнула на Лизе бандаж. Задержалась на мгновение, наслаждаясь невиданной раньше близостью, и отпрянула испуганно.
– Я чай… сделаю, – прошептала чуть слышно и почти бегом ретировалась на кухню, оставив Лизу лежать на кровати с закрытыми глазами и смущенной улыбкой на губах.
Инна успела приготовить завтрак и накрыть стол, прежде чем Лиза появилась на кухне. Они обменялись смущенными улыбками и молча принялись за еду.
– Странно, – подумала вдруг Лиза, – Как быстро я научилась с ней молчать. С Лёшкой так долго не получалось, а с ней – почти сразу.
– Что «почти сразу»? – Инна улыбнулась, глядя исподлобья, и согревая ладони о чашку с горячим чаем.
– Я почти сразу научилась молчать с тобой. Почему так?
– Потому что я много говорю и не даю тебе вставить и слова?
Лиза рассмеялась и шутливо погрозила пальцем. Говорить не хотелось. Хотелось улыбаться, нежиться в лучах солнца и… играть в снежки.
– Давай сегодня сходим в парк? – предложила она. – Слепим снеговика. Я знаю, что это глупость, но мне хочется повозиться в снегу.
– С удовольствием. Только чуть позже, ладно? Мне нужно позвонить на работу и решить несколько вопросов.
Работа… Для Лизы стало большим откровением то, с какой легкостью Инна сделала выбор между работой и ею. Сама она прокомментировала это короткой фразой: «Я взяла отпуск», но Саша Прокофьев рассказал, что этот отпуск был получен с большим скандалом и только после угрозы навсегда распрощаться с фирмой.
Завтрак подошел к концу. Инна большим глотком допила чай и сладко зевнула, потягиваясь. Лиза смотрела на неё во все глаза.
– Я помою посуду, а ты пока приляг. Потом я доделаю свои дела и мы отправимся гулять.
– Хорошо. Знаешь, из тебя бы получилась идеальная же…
Лиза сбилась на полуслове. И замерла испуганно.
Идиотка, идиотка! Зачем ты это сказала? Что сейчас будет? Она разозлится, или будет разговаривать с тобой холодно и отстраненно. Вот сейчас встанет из-за стола, смеряет холодным взглядом и скажет: «Мне нужно работать». Идиотка!
– Однажды она из меня уже получилась, – ласковая улыбка Инны прервала это самобичевание и отозвалась очередным сумасшедшим ударом в сердце, – Жаль только, что две идеальные ячейки общества не могут существовать долго под одной крышей.
– Почему не могут? – удивилась Лиза.
– Потому что на фоне одной идеальности вторая смотрится уже обыденностью. Получается, женились два идеала, а на выходе получилась банальность.
– Это ты о своем муже? – Лиза сжала ладони, но всё-таки рискнула спросить. Её удивила та легкость, с которой Инна заговорила о своем прошлом.
– Не только, о себе тоже. Идеальными-то мы оба были. И банальностью стали тоже оба.
– А потом?
– А потом развелись и снова стали идеальными.
Инна улыбнулась в ответ на веселый Лизин смех. Боже мой, как много они еще могли бы друг другу рассказать. Целой жизни, наверное, не хватило бы даже на то, чтобы поделиться прошлым. Если бы она у них была – целая жизнь. Если бы…
– Он был твоим единственным мужем? – продолжая разговор, спросила воодушевленная Лиза.
– Да. Но, знаешь, в детстве у меня была мечта создать свою личную религию, в которой женщинам можно было бы иметь как минимум десяток мужей.
– Зачем столько? – снова засмеялась и засверкала глазами.
– А чтобы из десятка сделать один идеал. Тогда по отдельности они бы были обычными, а вместе – идеалом. И я была бы идеалом. Представляешь, какая крепкая вышла бы семья?
– Да ну тебя, – Лиза вытерла повлажневшие от смеха глаза и с усилием поднялась на ноги, – Ты только смешишь меня, а на вопросы толком не отвечаешь.
– Стиль жизни дипкорпуса – всё время что-то говорить, и при этом держать язык за зубами, – отрапортовала Инна, – Цитата из мадам Марининой. Читала?
– Нет. Я детективы не очень люблю, не могу читать про такое количество убийств. Всегда так жалко убитых делается. Глупость, правда?
– Вовсе нет, – Инна тоже вылезла из-за стола и улыбнулась, потрепав Лизу по щеке, – Ничего, мы еще займемся твоим образованием. А сейчас иди, приляг. Скоро отправимся.
И они отправились. Да так, что вскоре позабыли и о режиме, и о времени, и даже о волшебной «ответственности». Побродили по парку, слепили из тающего снега снеговика, выпили горячего чаю в кофейне, и вдруг – неожиданно – поймали такси и поехали обедать в кафе «Четыре сезона». Потом снова гуляли, смеялись, пытаясь подобрать к слову «идеал» синонимы, и строили теории счастливой семейной жизни.
Домой вернулись в одиннадцать вечера, уставшие, но очень довольные. Пока Лиза принимала душ, Инна быстро выложила в блюдечко вечерние витамины и присела у окна с тем, чтобы дать отдых уставшим за день ногам.
Долго отдыхать не пришлось – тишину вечера разорвала телефонная трель.
– Лиза, домашний звонит, – Инна нашла трубку и постучала в ванную.
– Это Лёшка, наверное. Ответь, пожалуйста, я сейчас выйду – раздался из-за двери приглушенный голос.
Инна пожала плечами и ответила на звонок.
– Слушаю.
Молчание. Настороженное молчание. Впервые в жизни Инна поверила, что через телефонную связь могут передаваться эмоции человека.
– Говорите, я слушаю, – повторила она, – Алексей, это вы?
– Детка? – раздался, наконец, в трубке недоуменный голос. – Что это с тобой? Занялась вокалом и сменила тембр голоса?
– Кто это говорит? – удивилась Инна. – Возможно, вы ошиблись номером?