Повседневная жизнь горцев Северного Кавказа в XIX веке

горской знати. Многие уходили в абреки по трагическому стечению обстоятельств.

В песне поется:

Он был обычный человек,
Теперь кричат ему: - Абрек!
Любимую спасая,
Убил он негодяя.
Исполнил он мужчины долг,
Теперь скитается, как волк.
Поступок был прекрасен.
Но стал он всем опасен.

Нет ничего - осталась честь. А след взяла слепая месть. И нет нигде покоя, Как вечному изгою…

Тема абречества нашла отражение не только в народном творчестве, в былинных песнях и сказаниях, но и в произведениях русских классиков. Вспомним хотя бы «Хаджи-Абрека» М. Ю. Лермонтова.

Л. Н. Толстой в начале 1850-х годов писал: «Слово абрек так употребительно на Кавказе, что почти получило право народности в русском языке; но мы употребляем его совсем не в том значении, какое имеет оно между туземцами. Таким образом, довольно трудно объяснить настоящее значение этого слова. Русские называют абреками всех горцев, в особенности тех, которые ходят на разбой в наши границы. Понятие абрек у нас часто тождественно со словами: молодец, джигит; иногда абреком называют бобыля, бездомного человека, готового решиться на все. Но между туземцами на Кавказе слово абрек имеет более тесное, более определенное значение. Мирный татарин никогда не назовет абреком горца: по его понятию, абрек только тот, кто бежал в горы из мирного аула, - и, обратно, горцы, и даже мирные, называют абреками всех тех, которые переселяются из гор в мирные аулы. Если татарин сделал в своем ауле какое-нибудь преступление - убийство или воровство, за которое боится преследования, - он бежит из своего аула в другой и скрывается там: тогда его называют абреком, и прозвище это остается при нем до тех пор, пока, какими бы то ни было средствами, не помирится он со своими преследователями и не воротится на родимое место. Часто князья держат таких абреков у себя, защищая их от преследования, а зато абрек усердно служит князю. Обыкновенно это бывают самые верные люди, готовые исполнять все, что прикажет князь. Такого рода сделка не имеет ничего предосудительного; напротив, чем более при князе абреков - а они большею частию канлы, то есть убийцы, - тем большим уважением пользуется он, как человек сильный».

Царское командование величало абреками немирных горцев, совершавших набеги в период Кавказской войны. Имелись в виду горцы, не входившие в Имамат, но иногда в абреки записывали и Хаджи-Мурата за его дерзкие походы, и других отчаянных горских удальцов.

Генерал Граббе, который после штурма Ахульго в 1939 году пытался ввести в горах новую систему управления, требовал «не давать убежище абрекам и мюридам». Как говорилось выше, после похода Шамиля в Кабарду в 1846 году абреками были объявлены ушедшие с ним в Чечню кабардинские князья и дворяне. Совсем другое значение приобрело понятие «абрек» после Кавказской войны. Племена Западного Кавказа, не желавшие покидать родину и переселяться с гор на равнины или даже в Турцию, пытались отстоять свою свободу с оружием в руках. Но, теснимые явно превосходящими силами, вынуждены были прекратить сопротивление. Горцы, не желавшие смиряться с такой участью, уходили в абреки. Они скрывались в горах и лесах, вели партизанский образ жизни и доставляли много неприятностей новым властям. Их дерзкие налеты на комендатуры, обозы, почты, угоны скота и другие акции находили поддержку у местного населения, считавшего их народными заступниками.

Против абреков посылались целые экспедиции, но абреческое движение не утихало. К нему присоединялись даже ущемленные новыми властями дворяне, бежавшие из заключения мюриды и многие другие. Движение пополнялось и отчаявшимися добиться справедливости от новых властей. В абреки уходили целыми семьями и даже аулами. Когда карательные экспедиции не помогали, новые власти шли на переговоры с абреками.

В результате абречество стало не только партизанским, но и политическим движением, олицетворявшим народный протест против новых порядков, бесчинств царской администрации и ее союзников из местной аристократии. Особенный размах абреческое движение приобрело в Чечне, где оно развивалось с 20-х годов XIX века.

3. Шахбиев пишет в своей книге: «Начало горному абречеству положил Бейбулат Таймиев. Абреков всегда отличали беззаветный героизм и решительность в действиях, а также поразительная конспирация. Почти все абреки были защитниками простых людей: они помогали им в беде, наказывали их обидчиков - богачей. Самыми выдающимися абреками в середине XIX века были Атабай и Вара, сверхотважные и сверхрешительные люди, навсегда оставшиеся в истории освободительной борьбы чеченского народа…»

В других источниках упоминаются также известные абреки Наба, Геха, Мехти, Успан, Эска и др.

VI. ДАРЫ КАВКАЗСКОЙ ПРИРОДЫ

Земли горцев

В описываемое время у всех народов Северного Кавказа значительная часть земель находилась в собственности феодалов. На равнинах это были в основном пахотная земля и отчасти зимние пастбища. В 40-х годах XIX века в Кабарде из 660 тыс. десятин земли более половины принадлежало княжеским и дворянским фамилиям; в Балкарии 13 феодальных семейств имели в своей собственности 1/3 всех пахотных и сенокосных земель. 54 фамилии карачаевских биев владели 26 тыс. десятин лучшей земли; 10 князей Засулакской Кумы-кии - более 400 тыс. десятин. Крупным владельцем недвижимости был шамхал Тарковский: он имел не только пахотные и пастбищные земли, но и рыбные промыслы, соляные озера, нефтяные колодцы, приносившие немалый доход. Уцмии Кайтага владели большим количеством пашни (Терекемийский и другие участки) и 13 зимними пастбищами - кутанами. В собственности аварских ханов было 8 тыс. десятин земли, в том числе 2,5 тыс. десятин пастбищ и сенокосов. Хан Казикумухский кроме пахотных участков владел 41 пастбищной горой.

Крупная феодальная собственность на землю существовала в двух видах - коллективно-родственной (фамильной) и индивидуальной. На протяжении XIX века шел процесс перехода от первой ко второй, в результате чего уже к середине века индивидуальная собственность стала преобладающей. Царское правительство делало значительные земельные пожалования местным князьям и дворянам, что укрепляло крупное феодальное землевладение на Северном Кавказе. Так, князья Бековичи-Черкасские получили в 1824 году грамоту, узаконившую их наследственные права на землю в Малой Кабарде в размере 100 тыс. десятин. Осетинские владельцы Тугановы и Дударовы получили в 1837 году 25,5 тыс. десятин земли. В Кюринском ханстве с 1812 по 1860-е годы бекам было роздано 15 селений, жители которых до этого не отбывали повинностей и ничего не платили, кроме закята. Феодалы «сажали» на землю своих крепостных, сдавали пахотные и пастбищные угодья в аренду крестьянам-общинникам, взимая за это денежную, продуктовую или отработочную ренту. Последняя часто маскировалась под общинную взаимопомощь, особенно если феодал был номинально членом общины данного селения. В первой половине XIX века, например, ежегодный доход шамхала Тарковского только с пастбищ составлял 43,5 тыс. руб., а Казикумухского хана - 2,5 тыс. овец. Особой формой феодального землевладения была вакуфная