– Так и будем расти вместе.
– Да мы вас!.. – закричал генерал и тут же приказал: – Срубить их!
Но, как вы понимаете, в наше время ничего не возможно скрыть.
Адъютант шепнул генералу, что все это фотографирует сейчас французский спутник. А французы всему миру известны как защитники любви.
Фотографии наших Ромео и Джульеты (клена и ели), конечно, оказались в интернете. Как они там ветвями между двух разведок сплелись навек...
И хотя генерал столько морщин нагонял на переносицу, сколько бывает на двух лицах, президент все равно бросил его через бедро прямо в своем кабинете. Это был знак того, что отставка не за горами. Впрочем, пол в кабинете президента был устлан матами. Никто не хотел, чтобы генералы оставались калеками.
– Обмен древорезидентов нужно было делать на мосту, – сказал президент. – Я всегда говорил и буду говорить, что надо работать классически.
– Там никакого моста, – растерянно сказал генерал, кряхтя и поднимаясь.
– Могли бы построить. Тогда бы они фиг проросли через бетон.
Золотое правило Руслана требовало доброты при разговоре с деревом или животным, а генералы с тех пор могли выдавить только: я буду разговаривать с этим гадским кустом, с этой сволочью собакой. Ну, не могли они себя переделать!
Поэтому все животные и растения разом замолчали. Кто же любит грубости? И вообще, они больше не хотели служить ни в армии, ни в разведке. Не верите? Выйдите во двор и спросите о чем-нибудь сирень под окном. Ответит она вам? Вот так-то...
ИВАН, ТЫ НЕ ПРАВ!
Стало быть, все посмотрели за окно. Там, на железном карнизе, слегка подрабатывая крыльями, чтоб не упасть, стоял странный голубь. Огромный, и при каждом шевелении по нему вжикали радужные молнии.
– Таких голубей не бывает – белый в яблоках!
– Нина, ты еще не поняла? Это душа Милоша, – затрепетал Оскар Муллаев. – Сегодня ведь сороковой день...
– Да бросьте! Птица – потомок динозавра.
– Букур, ты опять все опошлил!
А Вихорков вообще словно забыл, что мы собрались ради Милоша:
– Слава, вы живете в центре – к вам прилетает голубь, мы живем за Камой – к нам прилетает мухоловка. А наш Мяузер любит на нее охотиться, на мухоловку, у нее гнездо на лоджии. Ну, конечно, за стеклом, снаружи. Она хлопочет, приносит стрекозу величиной почти с самого птенца, а тот разевает рот, который становится больше его! И мать начинает заталкивать стрекозиное тело птенцу в глотку – только крылья отлетают, блестя, как слезы. А кот прыгает – раз, другой, разбивает рыжую морду о стекло, падает, трясет башкой величиной с горшок. Снова мощно прыгает. Остается в изнеможении, но взгляд довольный, как у культуриста, вернувшегося с тренировки. А потом как навернет пол-упаковки “Китикета”. Мы с Руфиной, любуемся: какой бы орден ему повесить на грудь.
– Слушайте, пора помянуть любимого поэта! – И Оскар вручил штопор самому молодому из нас – Даниилу Цою. – Бог так любил Милоша, что дал дожить до осыпания коммунизма в Польше.
– А в России сейчас свобода испаряется.
– Нина, так я об этом же говорю, – Вихорков нервно двинул локтем и рассыпал листы, лежащие на прозрачной папке Даниила Цоя. – У меня сын и невестка уехали в Израиль, а неугомонный Кремль – сами видите – куда повернул. Боюсь, что интернет перекроют.
– Ну а в конце-то концов... мы же знаем, чем все закончится. Перед Страшным судом люди откажутся от свободы и поклонятся антихристу.
– Нина сегодня – катастрофист на пенсии, как Милош прямо! – покачал головой Оскар. – Но рецепт он дал – нужно все равно подвязывать свои помидоры.
– Да, так. Чем больше людей будут сохранять свободу, тем дальше они отодвинут день Страшного суда.
Голубь – Милош? – продолжал с интересом заглядывать к нам в комнату. Поэты всегда объединяют, даже после смерти.
А когда Чеслав Милош был жив, 1 июля 2001 года мы отпраздновали у нас же его девяностолетие и поздравили его телеграммой. Адреса не знали, поэтому решили: ну, пошлем прямо в Краков – поляки наверняка доставят поздравление нобелевскому лауреату.
Но вот прошло три года, и стоит уже посреди стола поминальная стопка для нобелиата, накрытая черной горбушкой.
А Вихорков, между тем, продолжал свой рассказ:
– ...сын собрался в Израиль и для кошки все документы выправил – для своей королевы Баси. Вы ведь не видели Басю, у нее лицо – как у умной белки. И вот надо им вылетать, а по РТР передают: забастовка в аэропорту “Бен Гурион”. Игорь тут начал мучиться, взыграло в нем русское такое разрывание рубахи на груди: “Что будет с Басей? Нас посадят на другом аэродроме, в гостиницу там с кошкой пустят или нет, не известно... Ой ли вэавой ли!” (Горе мне!). Это в конце концов в нем пробудилось материнское начало.
– Вихорков! Ты вообще-то понял-нет, что сейчас не до кошки Баси?
– Да у Милоша вечность в запасе, – с укором посмотрел на всех Вихорков, – дайте же дорассказать!
