— Эпитимью наложить, что ли? — как-то безотносительно к Нюре спросил отец Николай, весело глядя вверх (так, бывает, веселый сын спрашивает веселого отца о чем-нибудь, и Нюра вдруг подумала: да, не все же время Отец строгий, бывает и другой).
— Конечно, батюшка, наложите!
— Ну три дня на хлебе и воде выдержишь? И неделю читай Покаянный канон!
Три дня на хлебе и воде — это она легко выдержала, а с Покаянным каноном один раз осеклась: не рассчитала время (когда еще есть силы, но в голове уже нет кручения забот). Но отец Николай в следующее воскресенье отпустил ей грехи. Нюра причастилась. А поскольку водила ее в храм наша младшая дочь, то она еще подсказала заказать сорокоуст во здравие за рабу Божью Анну. И Нюра снова стала прежней. Теперь любой свой выход из дому она воспринимала как подарок судьбы, как радость.
Однажды у нас она познакомилась с молодым поэтом.
Где-то там, где распределяют поэтов, произошла ошибка, и к нашей семье их приписали очень много: Матвея Заволжского, Фрола Бертеньева, Егора Хомутяна, Максима Лебядыню... Поэтессы почему-то не прививались, отсыхали. Как говорил самодовольно сын: не выдерживали страшной радиации мужского начала.
Всех их Нюра отлично знала. Но вот появился новый: красавец, умница, талант — в общем, подлец! Каша во рту аристократическая, как у известного телеведущего... Нюре он понравился, и очень!
Однако вскоре их подкараулил Кирилл, загородил дорогу и заявил Левандовскому: мол, так и так, парень, ты хотя бы знаешь, что она была со мной за деньги?!
Поэт помолчал и сказал так:
— Мужчины так себя не ведут. Или вы не мужчина?
Тут Кирилл исчез навсегда, а Нюра стала звать Левандовского по имени: Александр. Хотя до этого имя ей не очень... сами понимаете! Но уже через месяц она у нас говорила:
— Ай да Сашка, ай да сукин сын, халявщик такой, межпостельный перелетчик! Каждый вечер ужинает, так это ладно, слопал “треску” Кирилла... Я ее видеть не могу! Но он при этом воркует, что я его ангел, его Муза. Думала: Пушкин — не то, а этот еще хуже Пушкина!
Потом Нюра спохватывалась: он не виноват, его мама из психосоматики не вылазит, у него наследственность. Я ведь не виновата, что такая... горячая. Тоже папенька во мне сидит...
Но вскоре мама поэта вышла из больницы, и им стало негде встречаться. Нюра пошла к отцу Николаю:
— Может, мне в монастырь уйти? Отец Николай?
— Замуж тебе надо!
Нюра шла и думала: замуж... А кто предложит руку и сердце? Кстати, почему просят руку и сердце, хотя имеют в виду совсем другие органы?
И тут... приезжает мамочка Нюры! Из Германии. Оказалось, бабушка родила ее от соликамского немца Майера, и вот, пожалуйста, она уже зовет ехать всех туда, в Ганновер! Нюра взмолилась:
— Зачем?!
— Ты что, всю жизнь в этой грязи хочешь прожить, Нюра?! Посмотри: грязь такая неопрятная, вот-вот заматерится... Грязь тебя здесь держит?
— Ну почему?.. Я здесь все люблю.
— Нюра! Не надо. Кого ты любишь?
— Пушкина...
— Пушкина она любит! Пушкин, он и в Ганновере Пушкин.
— Нюра хоть и афро, но россиянка! — гордо и звонко заявила бабушка.— Чего ты к ней пристаешь? Мы с нею остаемся на пермской это... почве.
— Да-да, еще на улицу Пушкина переехать, а с нее сразу на улицу Революции (там в Перми дурдом).
Мать Нюры еще с неделю покричала, все больше и больше тормозя (потому что между словами мысленно произносила некоторые матерные слова). И уехала назад. Даже денег не оставила. Но зато рядом с домом Нюры (и нашим) открылся магазин комиссионный, там почти все книги по три рубля. Нюра зашла и впервые в жизни купила томик Александра Сергеича.
* * *
Журнальный зал | Знамя, 2002 N6 | Нина Горланова
Незабудковые, малиновые, желтые… Разноцветные стекла составили гору. Когда-то здесь был завод. Сейчас стекольная гора — наша отрада. Мир сквозь желтое стекло — солнечный, синее — пасмурный. Черное — ночь, красное — война… Раз! Снова солнце. Зеленое стекло словно переносит тебя в лес. Кажется, что мировые ритмы меняются по твоей воле, что стекла могут все:
Солнце.
Ночь.
Пасмурно.
Лес.
Солнце опять! И это за три секунды. А есть еще такой цвет — золотисто-коричневый, сквозь него серые домики становятся сказочными: вот-вот из одного выйдет если не волшебник, то хотя бы помощник волшебника.
