— А у всех поэтов любовь в прошлом… Я иногда разложу фотографии — затоскую о прошлом (не записано, чьи слова).
— Ты разложила фотографии, потому что ты поэт!
Я называю всех гениями: Лина — гений дружбы, Киршин написал гениальный рассказ “Рассольники”!
— Знакомьтесь: мой новый друг Семен Ваксман. Он подсчитал, сколько раз в “Трех сестрах” говорят “все равно”. Сеня — гений!
— Потому что он — поэт.
Звонит телефон, отвечаю: да, по старому принципу — если выпиваете, то приносите вино, если только чай — к чаю что-то. Слава добавляет: “А если дышите — воздух несите!”.
— Зачем к нам приводить англичанина! — возмущаюсь я, но потом соглашаюсь: — Ладно, я ему свои стихи почитаю.
— Нина, признайся, скольких иностранцев ты уже уморила своими стихами? — спросил муж.
— У нее не стихи, а херня, — бросает Н.
— Есть такое понятие: хорошие плохие стихи — для застолий…
— Говно это, а не стихи!
Я взяла в руки записную книжку. Гости перекинулись взглядами: ага, хищник вышел на охоту! И тотчас ручка перестает писать. “Слава, дай вон ту ручку — моя не пишет”. — “Просто ты строчишь быстрее, чем паста поступает”.
Пришел Толя. Для него нужен бар в углу — он любит, чтобы бар.
— Но все коктейли уже сочинил Веня Ерофеев!
— Так уж и все! А чеснок с шампанским? (слова Антона?)
— А ты почему опоздала, дорогая!
— Ниночка, дело в том, что мама никого не узнает… пока нашла, с кем ее оставить.
— Давайте выпьем за то, что мы еще узнаем друг друга!
Я начинаю пересказывать слова Веры Мильчиной: Шатобриана после инсульта слуги на носилках приносили в салон к мадам Рекамье. Призываю чаще встречаться — пока ходим (слуг-то у нас нет).
— Да, будем собираться с табличками на груди: “Слава”, “Нина”.
Я уже очень устала, поникла на кухне. Слабая совсем стала, говорю мужу.
— Все слабые, но — слава Богу — НЕ ОДНОВРЕМЕННО. Я помогу тебе разносить чай.
В детской дочери репетируют с У. сценку — для презентации его книжки. Меня поражает, как легко они из ничего делают костюмы. Обшили с помощью степлера одноразовую тарелку материалом — веер получился. Какие-то банты соорудили на голове из того же материала… После спектакля Слава им говорит: “Помогите убрать со стола, видите: мама, как изношенный ангел, мечется!”. Но Саша Плотников просит их повторить спектакль — он нашел другой ракурс. Саша все снимает на видео — кино-Гомер такой.
Наконец вечер окончен. В прихожей доругиваются два поэта или два гения:
— Мир искусства — это как накрытый стол...
— Да, чаши налиты — некому пить.
Слава оказывает родовспоможение (оптимистической мысли): мол, люди все равно мудреют, хотя и каждый по отдельности…
Я курю на балконе. Курить на балконе у меня называется: “Мой позор в тумане светит”. Пора бросать. Давно знаки мне подаются: то сигарета выстрелит чуть не в глаз мне, как сейчас. То спичка расщепилась и норовит занозу в палец воткнуть, а у меня заноз и без этого полно — от досок, на которых пишу картины.
— У тебя после курения такое трагическое лицо, хоть сейчас на антиникотиновый плакат, — говорит муж.
— Хлеб весь съели, завтра как будем? Что-то я стала много ворчать… Хуже стала!
— Если б думала, что стала лучше, ты бы вообще здесь не курила, а кричала: “Дочка, подай стило и открой мне веки, кстати!”.
— Нина, — говорит Наби (оказывается, он не ушел, а курил с Людой на площадке), — ты маленький разведчик больших тайн!
— Разведчики — не нищие.
— Богатые — те, кто довольны жизнью, — парирует Наби.
— Значит, таких нет на свете? — спрашивает Слава.
— Во тьме их тоже нет, — Наби протягивает мне деньги.
...После вечеринки, однако, ничего не найдешь.
Теперь проблема: утюг — совершенно не помню, куда его засунула. Но зато хорошо отметили выход моей книжки!
(Я еще не знала, что Лина — после прочтения оной — порвет со мной, посчитав, что я не так изобразила ее в одном рассказе, как нужно бы… Не могу процитировать Линино письмо, потому что она
