не дали ему как следует развернуться, висят на руках по пять человек, а то бы он тем двоим как дал... он бы насмерть... он бы... бы...
Мы входили в комнату Жени, когда он был уже навеселе, а Муза в знак примирения – как обычно – обнимала его передними лапами и целовала в бакенбарды. Гоголь со всех сторон смотрел на эту неестественную сцену.
– Как летит время – вот уже и Гоголю 175 лет! А ему и дашь, – начал мой муж, рассматривая настенный календарь 1984 года.
– Вам понятен смысл “Вия”? – резко спросил Женя.
– Я думаю: нужно его рассматривать в контексте всего Гоголя. Хома Брут – сам Гоголь, погубленный... А вот и тренажер “Здоровье”!
– Милый, посмотри, какие плечи у наших местных скульпторов: от стенки до стенки, – дипломатично обратилась я к мужу.
– Нда, содрогательно широки, – простодушно согласился он, наслаждаясь подтягиванием на тренажере. – У нас есть Гоголь работы Кандаурова – с летящим лицом. Надо вам?
– Послушать вас – очень уж вы умные, – буркнула Лабинская. – А книжка по акушерству почему тут валяется?
Женя стал возбужденно рассказывать моему мужу, как он сделает скульптуры: Встреча, Любовь и Рождение человека. Почему это Горькому можно было написать “Рождение человека”, а в скульптуре нельзя! И можно, и нужно. Роженица будет обнаженная, лежащая, хотя уже приподнялась посмотреть ребенка на своей развинченной шее, это у Горького так точно написано: на развинченной шее. А у ребенка уже вышла головка, лицо умное, глаза широко открыты... вся остальная часть новорожденного просвечивает сквозь живот – нужно из прозрачного материала, можно и подсветку сделать.
– А все три скульптуры на вращающемся стенде! – добавил муж.
– Хватит вам, может, – еще раз возмутилась Лабинская.
– Не ворчи, а чтобы подарок понравился – выпей, – внушала ей Мадонна, потроша коробку с посудой: там, среди опилок, притаился набор кастрюль, расписанных нежными цветами шиповника. Женя поморщился при виде этих цветиков, но взял себя в руки и стал гладить кошку, поглядывая на часы. Скоро должна прийти Мила, а он еще хотел полюбоваться Мадонной. Но этот пришелец из соседней квартиры все лезет с разговорами о Роженице:
— Лицо какое? Искаженное болью, в крике? Да, не нужно бояться этого – древние греки боялись, но они ведь исходили из чистой пластичности, без духовности, без психологизма. Дух как проблема разрабатывался во времена христианства, но они опять от тела отказывались, исследовали только дух...
– Представляя его в виде субъекта – бога, – сказал Женя, планируя мысленно вечер (нужно предложить тост на брудершафт – поцеловаться).
А пока Рита говорила тост за здравие именинницы и ее сервиза из Лысьвы. Бокал хорошего портвейна примирил Женю с цветами шиповника: для мещан сойдет. А Лабинская начала ответное слово:
– Эта эмалированная посуда (она говорила: “маринованная”) мне... я... нет, сейчас не буду говорить. Выпила – лишнее скажу.
– Для того и пьем... – глядя в глаза Жене, сказала Мадонна.
Женя гладил кошку и не отпускал взгляд Мадонны. Все выпили.
– А помните, как Гоголь в детстве котенка утопил? – спросил мой муж, закусывая грибной икрой.
Женя сбросил кошку с колен и торопливо начал разливать по следующей:
– Это было когда! В пять лет, а в таком возрасте никто не отвечает.., – нервно начал он заступаться то ли за Гоголя, то ли за себя (и вообще он хотел быть во всем первым, а тут упорно к первенству примазывались некоторые... с не такими уж широкими плечами...).
Выло видно, что чувство собственного достоинства у Жени есть. “Но вот есть ли у него чувство чужого достоинства?” – подумала я. Мои размышления прервал приход Милы, которая стала восхищаться миром в квартире, Жениным гостеприимством и особенно – столом:
– У вас все стоит, прямо как при коммунизме!
– И при коммунизме, наверно, не все будет стоять, – задумчиво сказала Лабинская и с несвойственной ей деликатностью стала тянуть вино из бокала, давая таким образом нам самим понять, что крылось за ее словами.
Мы поняли ее как нельзя лучше, и тут вошел Потоцкий.
– Чего у вас там настежь все открыто? – он был весь в изящных телодвижениях.
Рита кинулась закрывать входную дверь, а Мадонна и Лабинская одновременно подвинулись, освобождая место новому гостю с балетными замашками. Подвинулись и сильно так столкнулись бедрами, но гость сел рядом с Женей.
– Нужна физическая сила, – сказал он.
– Знакомьтесь: Михаил Петрович Потоцкий, – громко сказал Женя, ревниво стреляя глазами по заинтересованному лицу Мадонны. Мила, дай тарелку, вилку, а вот тебе, Миша, стакан – вместо бокала.
Мадонна с Лабинской забегали вокруг гостя, подсовывая ему еду, питье, грудь, бедро... Умоляли не отказываться ни от чего:
– Питаться нужно разнообразно... у нас именины сегодня!
– ... постное мужчине вредно. И за здоровье именинницы!
– Тогда организм: кровь, моча – все обновляется.
