предложить Ярославу? Себя? Костюм? Костюм.
— Купила сыну костюм — широк. Только на вашего Женю!
— Да? — неопределенно отвечал Ярослав Иванович.
Еще лет пять назад он бросал на нее такие взгляды, а нынче чуть ли не от костюма сыну отказывается!.. Тамара знала, что у нее бывают ошибки в работе, но привычно винила во всем бывшего мужа: с тех пор как он ушел от нее к молоденькой медсестре, как-то трудно все время быть внимательной...
С запанибратством старшей сестры, издалека, крикнула Люба:
— Ярослав Иванович, к телефону!
Он вернулся в кабинет, хотя был уже у двери зала заседаний.
В трубке долго молчали, потом пошли гудки. В этот день все не нравилось — не понравились и гудки.
Люба задержала его:
— Моя сестра приехала. Ей к зубняку срочно.
— Хорошо. Где она?
Вошла женщина, похожая на Любу, но старше, и вместо зубов у нее оказалось нечто серо-зеленое; при ближайшем осмотре это все вывалилось, и он понял — прополис! Ярослав подумал о меде, и тут же у него в руках оказалась трехлитровая банка меда.
— Так, запомните: якобы у вас обострение язвы. Это дает право на внеочередное протезирование. — Он быстро написал нужную бумагу. — Да, Люба, официантка из-за травмы на ногах не стоит — уволим.
Оля Закуренко обрадуется, когда узнает, что освободилось место. У нее дочка с ожогами лежит третий месяц. При дочечке будет Оля! С мужем развелась, с пьяницей, а тут такая беда: у дочки бант загорелся...
Твердохлеб вошел и вручил Ярославу пакет:
— Отец вашего, этого... остеомиелита.... Коньяк. — И Твердохлеб поставил на стол бутылку, развернув, весь из себя бессребреник. Можно быть бессребреником, когда руки золотые, все ценят, так уж ценят, что в Ростов забирают! А работает на елизаровских аппаратах, сам ничего особого не выдумал, руки просто... Зачем Тамара не послала глухонемую на рентген — вечно шаманством занимается!
— Да, Гриша-Шиша опять лег к нам, — сказал Твердохлеб с улыбкой.
Хорошо, что предупредил. Гриша-Шиша выкидывает разные номера, нужно быть наготове. И сразу же в коридоре Ярослав столкнулся с ним. Гриша-Шиша сразу начал стихами:
Вот идет живорез,
Везде он нужен позарез.
“Обормот”, — подумал Ярослав, улыбнулся и пошел дальше.
Но сейчас нужней ты там,
Где выносят разный хлам.
Твоя милая коробка
Будет словно голожопка.
Ярослав остановился, потом обернулся: что это, о чем он?
— А костюмчик-то придется взять! — добавил Гриша прозой.
Ярославу показалось, что из шишки на Гришином лбу выстрелил прожектор горячих лучей — прямо в грудь попал. “Устал. Пора в отпуск. Вот выйдет первый зам, и уйду... Отдохнуть надо”.
...Когда Ярослав ехал на обед домой, Твердохлеб опять посадил ему женщину, кормящую мать. Где-то рассеянный, а тут... Что ему эта женщина? Восьмого марта Твердохлеб говорил поздравительную речь и перепутал ланиты и перси. По рассеянности — он конечно же знал разницу. Но хорошо, что не перепутал ланиты с лоном... Ярослав Иваныч покрутил радио и поймал вдруг Каунта Бейси.
— Каунт плэйс, — сказала кормящая мать.
— Для меня рок-н-ролл больше чем просто музыка, — почему-то признался Ярослав.
— Музыка — всегда больше чем музыка.
— Чайковский после рабочего дня — нет...
— Он не отключает, заставляет страдать...
Ярослав спросил, смотрела ли она “Мелодии и ритмы зарубежной эстрады”. Как, она вообще это не смотрит? Но ведь там можно увидеть и услышать все!
— Неужели все?
— Все-все, — отрезал Ярослав. Носится Твердохлеб с этой женщиной... Он сам, Твердохлеб, человек не тонкий, приходит в гости и не замечает японскую вазу с пейзажем: ее поворачиваешь — солнце всходит, становится все светлее, а потом повернул — и солнце заходит...
— Где вы работаете? — вежливо спросил Ярослав.
— Чтобы объяснить, где я работаю, нужно целую лекцию прочесть — по функциональной музыке. Это “Сенатор Уайтхед”?
