Инокиня Ксения
* * * Богородицу рисую:
Деисусный чин.
Краплаком вверху пишу я,
Низ — ультрамарин.
Над картиною склоняюсь,
Как Она пред Ним.
Постепенно отлетает
Весь мой феминизм...
* * * Всё длиннее и длиннее
Поминальная молитва.
Всё светлее и светлее
Моя бедная палитра...
* * * Всё не так-то просто:
Я читала о Бродском,
Окно закрыто, вино не пито,
На самом интересном —
Жучок неизвестный
С булавочную головку
Пробежал по строчкам.
Неужели Иосиф?
Милости просим!
Но он крылья воздел
И вбок улетел.
Почему жучок, откуда?
А почему я — это я?
Как будто остальное не чудо...
* * * Полотенце, полотенце,
Я воспеть хочу тебя —
Внука яблочное тельце
Ты укутало, любя!
* * * Мы вставляем зубы,
Пьём минеральную воду,
А небесные трубы
Всё слышней в плохую погоду.
На вечер Вознесенского
Пришли мы такие старые,
А спросить с кого
За эту усталость?
Но с первых звуков
Родного голоса
Отлетели муки.
Здравствуй, молодость!
Ты была хрущёвскою
И прошла с оглядкою,
Но стихи московские
Списаны в тетрадку.
“Небом единым
жив человек!”
И руки голубиные
Устремились вверх.
* * * Ахматова молчала по средам,
а мне бы хоть по утрам,
ну где-нибудь до обеда,
но проблемы и тут и там,
ведь нелепо писать в записке:
“Даша, купи сосиски!”
И прочесть не сумеет кошка
“Я тебе предлагаю крошки”.
Да и звуки родимой речи
я люблю, как цветы.
С ними легче, немного легче
с утра и до темноты...
* * * Осень тёплая, сухая,
Где-то старость есть такая,
Я её к себе зову
И заранее люблю...
* * * В зеркале лучший читатель —
Сказал нам поэт Рубинштейн.
Где же лучший издатель?
Нихт ферштейн...
* * * Нищенка, как кузнечик,
сидела на корточках,
думаю о ней весь вечер:
эти ручки скорченные...
Я-то лежу, читаю об Ахматовой,
А она где спряталась?
Господин двадцатый век,
Сколько тебе нужно жертв?!
* * * А хлеб чужой мне не был горек.
Я для детей его брала.
Как птичка Божия...
* * * Облупилась стена в туалете:
там женщина, как на портрете,
машет кому-то цветком.
Кому — облупится потом...
* * * Чёрные ботинки в зелёной траве,
кому-то вы долго служили
и вот стали совсем не нужны,
как я.
Но дождик прошёл,
и выполз червь дождевой,
прислонился, как родной —
цве’та ноги человека...
* * * Серёжка Токарчук, Серёжка Токарчук,
С чего ты это вдруг?
А помнишь: астры поздние
Мы на крыльцо подбросили
Тебе на день рождения,
В ту осень, в воскресение?
Коза их, правда, съела,
Но разве в этом дело...
Ты преподал однажды мне
Науку целоваться,
Твой донжуанский список не
Хотел перерываться,
Но сам ушёл ты вдруг,
Серёжка Токарчук...
* * * Вечер осенний —
Инокиня Ксения.
Я её знавала
В бытность Тамарой.
Жили в общежитии —
Это не проходит!
Двери открыты —
В монастырь уходят...
* * * Неистощимы жизнь и благодать,
пока вода и воздух существуют,
пока земля не мачеха, но мать,
и пусть страна кукушкою кукует,
подбрасывая тех птенцов своих,
которые и нам нужны всечасно,
в Лос-Анджелес, Берлин или Париж,
неистощима жизнь и не напрасна.
* * * Ванька-мокрый опылился
От герани белой,
Алый цвет как испарился,
Стал какой-то блёклый.
Так невеста затмевает
Всех своей любовью.
Так бывает, так бывает:
Свет сильнее крови.
* * * Дочь-холерик, Боже мой!
Что ты делаешь со мной...
Как тебя мне уберечь
От губительных наречий:
“Быстро”, “сильно” и “навек”,
Самый близкий человек!
* * * Мы ещё боимся родителей,
И уже боимся невесток.
Нашему поколению выпало
Незавидное место —
Между двумя жерновами
Поколений сильных людей.
Вот почему мы завяли.
Но, может, слабость нежней?
МужуБессонница — плохой советчик.
В глазах: один рисунок штор,
В ушах бубнит автоответчик:
“Прошу, не говорите вздор”.
И я кричу: “Не вздор всё это” —
Твои причуды хороши,
В них много солнечного света,
Столь нужного мне для души.
Когда душою я мелею:
Внутри тоска, в глазах темно,
Ты просто так сказать умеешь:
“Что не писали мы давно?”
И как ни странно, это кстати,
И я, не поднимая глаз,
Встаю тихонечко с кровати...
А через час готов рассказ!
В рассказе тоже много боли,
Но есть спасительный финал,
В котором отразился, что ли,
Тот, кто и нас с тобой создал.
* * * Ворованные деньги не идут впрок,
Мы это увидим — дайте срок.
Ворованные идеи уплывут вбок.
Глубина — это сколько даёт Бог.
* * * Гениальное изобретение человечества:
Тазы, Их величества!
Когда с потолка льёт день за днём,
Осознаёшь весь объём
Осадков, осевших на крыше,
Посланных свыше.
И наказание нам — оттуда.
О, тазы, гениальная посуда
Во времена испытаний,
Прибавления знаний...
* * * — Щук поленницы морозили
Наши предки зимой.
— Мифологема золотого века!..
* * * Имя девушки сына
Спешу внести
В свои молитвы.
* * * Снег идёт
На длинных ногах,
Перебиваемых птицами...
* * * Старая-старая тахта,
А совсем не скрипит.
И мне бы не надо.
* * * Шиповник расцвёл в октябре,
Рядом же – куст с плодами.
Вечные стрекоза и муравей!
* * * Пуговица моя висит
На ниточке, как культура,
Без которой страна — дура...
* * * Птицы в четыре утра
Говорят шёпотом:
Тише, пусть бескрылые спят!
* * * Фотографии — как приливы
Молодости,
