жизни и как бывает в действительной жизни, а не то, что мне хочется».

Все писатели хорошо знают эту неподатливость героев: «Я в самом разгаре работы, – говорил Алексей Николаевич Толстой, – не знаю, что скажет герой через пять минут. Я слежу за ним с удивлением»[26].

И действительно: если бы писатель не Следовал за героем, наблюдая за ним в ситуациях, которые придумывал или использовал для выявления мотивов его поведения, особенностей мировосприятия, психологии персонажа, иерархии ценностей и т. п.; если бы ему, писателю, все было известно о герое еще до начала работы, художественная литература просто потеряла бы смысл. Другое дело, что истории литературы ведомы случаи, когда иные писатели подгоняли «задачку под ответ», когда герои говорили и совершали то, что было нужно их творцу, а не то, что вытекало из логики их характеров. Но ведь и итог всегда был печален: такое несовпадение уничтожало художественную литературу, переводило сочинение в разряд окололитературных поделок.

Свою книгу о сюжете В. В. Шкловский назвал словами Л. Н. Толстого – «Энергия заблуждения». Во многих художественных произведениях героями движет желание отыскать истину, преодолеть свои ошибки и заблуждения, разобраться в себе, что вместе с ними совершает и читатель.

В рассказе А. П. Чехова «Дама с собачкой» обнаруживается оппозиция «казалось – оказалось». Гурову казалось, что любви, как о ней пишут в книгах, не существует, что это красивые выдумки для обмана, но встреча с Анной Сергеевной перевернула его душу: оказалось, что любовь есть и что это – счастье.

Художественная литература выступает своеобразной моделью жизни. Как в науке и технике те или иные идеи, изобретения испытываются сначала в лабораториях, в миниатюре и лишь затем становятся достоянием каждодневной практики, так и в литературе – писатель обнаруживает какие-то черты, свойства, особенности психологии и поведения человека, которые впоследствии осмысливаются как общечеловеческие. Выявленные сначала на модели, они затем открывались всем, и люди говорили: хлестаковщина, обломовщина и т. п. Это тот случай, когда литературное произведение заслуживает высшей оценки: в нем совершено художественное открытие – выявлено, исследовано нечто новое, ранее в человеке неизвестное, незамеченное или неоцененное. Именно в этом моменте наиболее ярко высвечивается уникальность, неповторимость художественной литературы. Ничто не может сравниться с ней в деле познания человека, ибо она воссоздает процесс его эволюции, движения во всех ипостасях, обнаруживающихся в духовном, интеллектуальном мире личности. Ситуации, которые для этого подбирает писатель, призваны в максимальной степени способствовать решению главной задачи любого художественного произведения – исследованию внутреннего мира персонажей, демонстрируя читателю причины и следствия человеческих поступков и слов, заставляя и его самого задумываться над судьбами героев и тем самым удовлетворять свою потребность в самопознании. Гуров – филолог, но служит в банке. Как этот вроде бы незначительный факт «работает» на понимание рассказа в целом?

В подлинно художественном произведении нет мелочей, нет ничего, что не имело бы значения. Размышляя над ним в целом или в деталях, читатель должен пройти тот же или близкий путь, каким шел писатель, разрабатывая и раскрывая систему связей, «сцеплений», в которых обнаруживается в итоге процесс бытия неповторимой человеческой личности – цель предпринятого художественного исследования. При этом в высшей степени важно понимать, что для читателя художественная литература таит в себе возможность все новых открытий в произведениях, давно изученных, казалось бы, досконально.

В. Г. Белинским было указано, что в романе «Евгений Онегин» «Пушкин является не просто поэтом только, но и представителем впервые пробудившегося общественного самосознания: заслуга безмерная»[27]. Однако только сравнительно недавно эта особенность романа, отразившаяся и в характере главного героя, могла быть в полной мере оценена как настоящее художественное открытие.

Кто много читает, тот много знает – аксиома, не нуждающаяся в ревизии. Но уточнения необходимы. Кто умеет и читает художественную литературу, тот много знает о человеке как личности, как индивиде и как члене общества, знает об истоках и составе его мировоззрения, о побудительных мотивах поступков и речей, об интересах, склонностях и неожиданностях, тот с интересом постоянно разгадывает вечную тайну человеческой души. Всякое иное знание носит прикладной характер и не может иметь в произведении самостоятельного значения. Рожденная из потребности самопознания художественная литература и сегодня помогает человеку разобраться в себе самом и в окружающих людях, благо нужда в этом все увеличивается. Но она бесполезна для самодовольных и самоуверенных, она бесценна для ищущих и сомневающихся.

Мысль, что красота спасет мир, в той или иной форме уже много веков обнадеживает человечество. Нет никакого резона отказываться от нее и в наши дни. Тем более что телевидение, радио, кино, видеомагнитофон, интернет и прочие технические средства сделали доступными прекрасное в человеке, в природе, в искусстве для каждого желающего. Прекрасным в искусстве выступают гуманизм, нравственность, эстетическое совершенство. Искусство убеждает, что в «человеке все должно быть прекрасно – и лицо, и одежда, и душа, и мысли»[28].

Бесспорно, что возникновение и функционирование художественной литературы впрямую связаны с эстетическими потребностями читателя. Здесь нет необходимости говорить о характере этих потребностей. Заметим только, что они несколько иные, чем те, что удовлетворяются другими видами искусства. Процесс постижения прекрасного в художественной литературе и через художественную, литературу носит специфический характер.

Оставим в стороне и вопрос воспитания художественного вкуса, хотя совсем небезразлично, «когда мужик не Блюхера и не милорда глупого, Белинского и Гоголя с базара понесет». Существенно другое. Процесс восприятия прекрасного в произведении художественной литературы носит скрытый, интимный характер и протекает в ряде случаев на уровне интуиции, безотчетно. В первую очередь, конечно, сказанное относится к форме литературного произведения. Нельзя не заметить, к слову, что в последнее время гармония оказалась нарушенной: эстетические чувства читателей чаще всего обращаются к содержанию, игнорируя его конкретную художественную форму.

Эстетические потребности – в природе человека, они заложены в нем от рождения. Сначала обстоятельства жизни, а затем и сам человек определяют уровень развития этих потребностей.

Художественная литература в своих лучших образцах дает для этого развития универсальный материал. Каждый ищет и находит свой источник и удовлетворяет свою жажду. Кстати, именно эстетическая потребность объясняет отчасти феномен перечитывания. В самом деле, чем объяснить многократное возвращение к одной и той же книге, когда, кажется, она уже наизусть выучена, когда точно помнится, что Бегемот с Коровьевым безобразничали в торгсине на правой странице внизу, а роман несмотря на это все- таки снова и снова читается с неизменным удовольствием. А что уж говорить о стихах!..

Третья потребность, обеспечивающая жизнедеятельность художественной литературы, – потребность в самовыражении, в творчестве. И она тоже заключена в самой природе человека, тоже обусловлена генетически.

В общем-то бездарных людей нет: у каждого свой талант. И жизнь должна сложиться уж слишком неудачно, чтобы этот талант не обнаружился или был задавлен. Сфера приложения любого таланта – творчество, т. е. самовыражение. Каждому человеку свойственно заявлять о себе, обнаруживать какие-то особенные, индивидуальные, одному ему свойственные качества. И в этой области художественная литература сильна своей демократичностью, открытостью. Природа может лишить человека музыкального слуха, способности рисовать, танцевать, способностей к ручным ремеслам и т. п., и тут уж ничего не поделаешь, лишь единицы в этом случае упорством, силой воли достигают желаемого. Но есть область творчества, открытая для всех, это – внутренний мир человека, его воображение, его фантазия, его мечты.

Выше уже говорилось о том, что многие писатели видят в читателях своих соавторов и без их участия не представляют себе функционирования художественного произведения. Но если читатель глух и слеп и только равнодушно констатирует описываемые в произведении факты и события? Тогда самые высокие достижения человеческого ума, самые тонкие и сильные чувства, самые искусные приемы будут восприниматься им как нечто не органичное, постороннее, лично его не касающееся, что читать приходится лишь по суровой необходимости, не по внутренней потребности! О каком сотворчестве в этом случае может идти речь?

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×