'Нет счастья полякам в борьбе с Московией. И отчего эти проклятые схизматики берут верх?'
– Смотрите, пан Соколовский! Московиты! – взвизгнул поручик, качавшийся в седле слева от капитана.
– Как? Откуда?! – только и успел воскликнуть Соколовский.
Последние его слова заглушил слитный рёв, исходящий из жерл пушек московитов, звучащий словно звериный ор из самой преисподни. Капитана выкинуло из седла прямо в снег лицом, дыханье его сбилось, а по бокам и спине стало разливаться тепло, предательски жидкое и до противного липкое.
'Хребет перебит!' – ужаснулся Ярослав.
Ноги не слушались Соколовского, подняться он не мог, а вместо привычного командного голоса из его глотки раздавался лишь жалкий писк. Часто зазвучали мушкетные выстрелы со стороны леса, среди жолнежей началась паника. Поляки заметались в поисках убежища, где бы их не достала пушечная картечь или пули стрельцов, которые стреляли без остановки, сменяя ряды. Выстрелившие отходили под защиту деревьев, а их место занимали другие. Наконец, поляки, придя в себя, решили атаковать подлых московитов, напавших на них нечестным образом. Собравшись, они по колено в снегу, пошли на приступ, стреляя из мушкетов. Начали падать первые стрельцы, обагряя белый снег горячей кровью. Бельский, скрипя зубами, процедил пушкарю:
– Стреляйте!
– Последнее зелье, князь, – предупредил пушкарь.
– Не жалей!
Последний залп скосил многих врагов, а на растерявшихся на секунду ляхов выскочили доспешные витязи Щептина да казачки с пиками, с гиканьем и свистом тут же пустившие их в дело. Накалывая на пику врага, они оставляли в нём пику и выхватывали сабли. Поляки пытались организовать защиту от всадников, но у многих тяжёлые копья лежали на подводах и они просто не успевали. Казаки же не желали ждать, пока враг очухается, сразу принявшись отсекать их от подвод, где были и мушкеты и копья. А тут и стрельцы, крепко сжимая бердыши, массой повалили добивать неприятеля. Вскоре всё было кончено, лишь жалкие остатки польского воинства сумели сбежать, устроив драку за лошадей.
– Гляди-ко, князь! Ентот жив ещё, хребет, видать ему перебило картечиной. Вроде воеводой будет, ишь разодет как, – один из стрельцов подозвал Бельского.
Лежащий на снегу Соколовский с обречённостью и безучастностью смотрел как к нему подошёл московитский воевода и присел рядом на корточки.
– Кто такой будешь, откуда шли?
– Со Смоленска шли…
– А осада что же?
– Ушло войско польское…
– А почему ушли-то? А ну сказывай!
– Пошёл прочь, московит. Дай умереть спокойно, не хочу перед смертью рожу твою видеть, – просипел Соколовский.
Бельский встал и, кивнув казаку, сказал:
– Прикончи беднягу.
