вступить в упорную схватку с жестким шницелем.
За кофе зашла речь об обедах в замке Клени, которые, как рассказала Эмила, были страшно однообразными.
— Так что, если мне выпадает случай хорошо поесть, я принимаю приглашение и от полицейского, — заявила она и сразу же виновато улыбнулась: — Я иногда несу чушь, Да? — потом, закурив сигарету, спросила: — Как вам понравились наши показания?
— Это было прекрасно, — улыбнулся Янда. — Вы все, как один, лгали.
Эмила в этот момент поднесла к губам чашку с кофе, но, не отпив, опустила руку.
— Один за другим, — продолжал безжалостно капитан. — Горы лжи, целый горный хребет.
Эмила напряженно смотрела на Янду, веки ее задрожали.
— Мне кажется, — проговорила она, слегка опомнившись, — этот обед мне обойдется дорого. Вы хотите сказать, пан капитан, что и я… некоторым образом…
— Конечно, — кивнул он живо, — я же говорю: горы лжи. Но пусть вас утешит то, что вы не одиноки.
— В чем же я, по-вашему, солгала? — спросила она обиженно.
— Вы знаете это так же хорошо, как и я.
Он замолчал. Эмила настороженно наблюдала за ним, делая короткие затяжки и стряхивая дрожащей рукой пепел мимо пепельницы.
— Было бы лучше, — произнес наконец капитан, — если бы вы сказали правду сейчас. Но я вам дам еще один шанс. Впрочем, его получат и все остальные — перед подписанием протокола. Если же подпишут свою несуразную ложь — совершат уголовно наказуемый проступок. А кому это надо? Есть такое понятие: «профилактика преступления», — улыбнулся Янда. — Когда они поймут, что разоблачены, а так же осознают, от каких неприятностей я их уберег, — заговорят по-иному. И следствие двинется вперед семимильными шагами. Может быть, сразу к финалу.
Эмила неотрывно следила за собеседником большими голубыми глазами.
— Вот, например, у нас есть такой метод, — продолжал капитан. — Если мы сравним показания, относящиеся ко времени происходивших событий, то получится, что и убитая говорила неправду. Она якобы из замка сразу отправилась в ресторан за Седлницким. Но вышла Залеска в половине девятого, а в «Раю» появилась в девять десять. А ей всего-то нужно было спуститься по косогору и перейти пути. Дарек Бенеш вышел из замка после нее, прошел кружным путем через деревню и еще договаривался в национальном комитете о фотографировании. Здесь он, кстати, говорит правду. Что из этого вытекает? — задал он риторический вопрос и тут же на него ответил: — Что по дороге она задержалась. Села на траву и любовалась вечерним видом окрестностей. Была полна забот, беспокойства. Сидела и размышляла. Я даже знаю, — добавил он гордо, — где она сидела. В самом низу, недалеко от насыпи.
Янда замолчал, потому что к их столу приблизилась старушка с корзиной, полной букетиков ландышей.
— Хотите цветы? — спросил он.
— Перестаньте! — возмущенно воскликнула Эмила и судорожно вздохнула.
— В следующий раз, — сказал Янда старушке, и та направилась к другой паре. — Ландыши за мной, — улыбнулся он Эмиле. — Или вы любите другие цветы?
— Перестаньте, — хрипло повторила она, как заклинание.
— Тогда я продолжу. Это страшно увлекательно, правда? — усмехнулся он. — Итак, Мария Залеска сидела у подножья горы и, возможно, пробыла бы там дольше и в «Рай» пришла еще позже, если бы ее кто-то не потревожил. Неизвестная личность, кравшаяся за ней по косогору, в тот момент чем-то себя выдала. Марию, и без того возбужденную, это привело в ужас, и мы можем предположить, что она помчалась в безопасное место, в данном случае в ресторан. Там Залеска даже поделилась своими опасениями. Подозрение пало на Бенеша, но Мария с этим не согласилась. Я не знаю, кого подозревала она, но зато знаю точно, кто за ней крался в темноте. Даже могу сказать вам: сегодня утром мне сообщили из городского отделения, что это запротоколировано в свидетельских показаниях путевой обходчицы.
— Я не кралась, — сказала Эмила. — Зачем мне это было нужно? Просто я медленно шла, а потом, когда перебегала пути… — в ее голубых глазах появились слезы. — Старая Нечасова меня узнала, да? Но она закричала «хулиганы», а не «хулиганка», вот я и решила… — голос изменил ей, она вынула платок и прижала к глазам. Голова ее опустилась, а плечи затряслись от плача.
— Успокойтесь! — Янда наклонился к ней через стол. — Здесь подумают, что мы разводимся.
— Я… удивляюсь вам… как вы можете… — вырывалось у нее прерывисто, — постоянные шутки…
— Я не шучу, Эмилка. Прошу вас, перестаньте плакать, ведь вы такая мужественная девушка. Откройте глаза, высморкайтесь… вот так, отлично. Я где-то читал, что интеллигентный человек может взять себя в руки в любой ситуации. Теперь вам надо чего-нибудь выпить. Что вам заказать?
Эмила спрятала платок, но продолжала сидеть, как статуя, сжав зубы и подавляя всхлипы.
— Выпейте, вам будет лучше, — убеждал ее Янда.
— Мне… чего-нибудь полегче, — наконец произнесла она.
— Очень жаль, — вздохнул Янда. — Но что делать, подчиняюсь необходимости. — Он подозвал официанта, который уже несколько минут с интересом наблюдал за ними.
— Два «мартини».
— Момент, сейчас принесу, — и действительно, бокалы появились через несколько мгновений. А официант вынул салфетку и стал сосредоточенно вытирать соседний столик.
— Выпейте, Эмилка. Кстати, я уже два раза назвал вас так, и вы не возразили. Значит, могу…
— Если вам нравится это противное имя… — она скривила слегка опухшие от плача губы.
— Мне нравится. Вас назвали так в честь кого-нибудь из родственников?
Официант тем временем закончил вытирать соседний столик и начал выравнивать стулья около другого, находившегося тоже в пределах слышимости.
Эмила еще раз высморкалась и сделала большой глоток из бокала.
— Отец, — ответила она, — был большим поклонником философии Жан-Жака Руссо. Я должна была родиться мальчиком, и меня хотели назвать Эмилем. По имени героя знаменитой книги.
— Но родилась девочка, — кивнул Янда. Официанта тем временем позвали новые посетители. — С вашим именем вы должны быть мужественной и готовой к жизненной борьбе.
Эмила кивнула и допила «мартини».
— Выпейте еще, — он незаметно пододвинул ей свой полный бокал. — Для меня это слишком сладко, а вам нужно собраться с силами. Итак, Эмилка, покончим с этим делом.
— Я действительно не понимаю, почему сразу не сказала вам, — она сделала глоток и поставила бокал. — Ведь в этом не было ничего особенного.
— Хорошо, скажите сейчас.
— Просто… ссора с Марией была мне очень неприятна. Я сделала великую глупость, написав ту статью, но это объясню вам позже. В моих показаниях там, у вас, — все правда до того момента…
— …когда вы увидели сквозь застекленные двери Яначека и Дарека, выходивших за ворота?
— Да. Но тогда я еще колебалась: идти мне за Марией или нет. Хотя перед этим она сама предложила мне поговорить, но потом, когда я ее окликнула, она даже не обернулась… Наконец, я, почти решившись, медленно пошла через двор. Никого не встретила и, видимо, меня никто не видел. Было уже довольно темно, я спускалась к насыпи, но не кралась — мне это было ни к чему. Марию я нигде не видела и решила, что она уже давно в ресторане. Я остановилась у путей и осмотрелась. И тут заметила Марию, сидевшую рядом с тропой под насыпью! На нее падал слабый свет от фонаря у будки. Я перебежала пути, и старая Нечасова подняла крик. Но так как она пользовалась ругательствами только мужского рода — а я довольно высокая, угловатая и хожу в брюках, — то решила, что она меня не узнала. Но ее крики испугали меня, и я спряталась в кустах под насыпью. Мария встала, огляделась и вдруг полетела как стрела. Перевела дух, наверное, только в ресторане. Я пошла за ней, но очень медленно, так как все еще колебалась. Наконец решилась войти в ресторан и уже взялась за ручку, когда навстречу мне выскочил Дарек. Весь взъерошенный, возбужденный, он сразу начал мне жаловаться, что его подозревают… и так далее. Мне стало его жалко, и у меня окончательно пропало желание заходить в ресторан. Я предложила ему вместе пойти домой, он с благодарностью согласился. Мы не спеша поднимались в гору и беседовали. А наверху,
