вовсе не надо быть альпинистом.
— Какое подземелье? — Петр выглядел расстроенным. — Я его не знаю.
— Об этом можешь мне не говорить. А ты должен был его знать. Новичок и тот не имеет права допускать таких ошибок. А за ошибки отвечают. И расплачиваются. Да что и тебе объясняю!
Петр решил, что сейчас лучше всего помолчать и переждать бурю. Он втиснулся в угол заднего сиденья и задумчиво смотрел на приближающиеся заводские трубы городской окраины.
— Прежде всего позвоним в Невеклов, — размышлял вслух Чап, сидя за баранкой. — Но если ее нужно перехватить в Угошти… не знаю… ее там может уже не быть.
— Будет, — уверенно сказал капитан. — Ее, скорее всего, задержала гроза. Потом она обязательно заезжала в Праге в кафе «Славия».
— Почему именно в «Славию»? — решился подать голос Петр.
— Хм… Потому что она оставила там в гардеробе пушку, — процедил Янда сквозь зубы, довольный в душе тем, какое впечатление произвели его слова на Петра.
— Ту, пропавшую? — выпалил поручик.
— Ту самую, — снова буркнул капитан и неожиданно набросился на Гронека: — Что ты пялишь на меня глаза?
— Я меняю свою версию! — заявил возбужденно адвокат. — Убийства совершили… разные люди, да?
Янда в ответ промычал что-то невнятное.
— А она, — продолжал Гронек, — во время убийства Яначека была с тобой, да? Отличное алиби… Позвонила тебе и назначила свидание.
В этот момент Чап остановил машину у тротуара.
— Приехали, — сообщил он и открыл дверцы. Янда хотел выйти, но Гронек схватил его за полу пиджака. Он спешил изложить капитану свои догадки.
— Он ее любит, да? Единственную! А остальных женщин презирает и мстит им. Месть — в этом его девиация, его отклонение от нормы.
— Пусти, — попытался освободиться Янда, — швы трещат.
— Он фиксирован на ней, — не унимался адвокат. — Настолько, что готов был ради нее на все. И на это убийство сегодня в барбакане…
— Не задерживайте нас, — вмешался Коварж, — иначе случится еще одно несчастье. А их и так было больше чем достаточно.
Янде наконец удалось выбраться из машины.
14
Вечер был хмурым. Отшумевшая гроза оставила после себя сырость и холод. Но Эмила не закрывала окно в машине. Холодный поток воздуха обдувал ее лицо, трепал волосы и слегка бодрил. С приближением к старому дому в Угошти росли ее нервозность и неуверенность.
Она включила дальний свет и по серпантиновой дороге начала спускаться к водохранилищу. С обеих сторон, словно монолитная стена, чернел лес.
Вскоре он кончился, стало светлее. Тускло блестела вода, к ней сбегал травянистый склон, заканчивавшийся небольшим мысом. На нем стоял старенький низенький костел средневековой массивной кладки, окруженный каменной стеной. Рядом — довольно большая одноэтажная постройка с маленькими окнами и островерхой крышей. Мыс соединялся с берегом насыпью, бывшей когда-то валом. Дальше по берегу темнели силуэты еще двух небольших домов.
Эмила остановила машину у края дороги над травянистым склоном и осмотрелась. Нигде никаких признаков жизни. Видимо, сюда приезжают только на выходные, а сегодня будний день, подумала она. На всякий случай решила сразу развернуться, чтобы при необходимости можно было быстро уехать.
Включила фары и снова осмотрелась. Темнело быстро, постройки начали исчезать в тумане, поднимавшемся от воды. Эмила надела кожаную куртку, из ящичка в приборной доске вынула большой круглый фонарь, потом открыла сумку, лежавшую на переднем сиденье. Вначале достала из нее два сцепленных колечком ключа, затем небольшой пистолет, который сунула в правый карман. Теперь ей осталось выйти из машины, запереть дверцу и с сумкой через плечо осторожно спуститься к самой большой из построек, что стояла рядом с костелом.
Она хорошо знала этот дом, была в нем с Марией несколько раз. Здесь ее показания, данные следствию, расходились с истиной.
Дом для священника строил хороший архитектор, но сейчас дом имел заброшенный вид. Залеский собирался отремонтировать его нынешним летом. Левой рукой Эмила приподняла дверь — только в таком положении ключ поворачивался в замке.
В прихожей, сразу за дверью, был подвешен распределительный щит. Стоило повернуть главный выключатель — и во всех комнатах загорелся бы свет. Так они с Марией делали всегда. Но сегодня Эмиле и в голову это не пришло. Она включила фонарик и направилась в глубь дома. Длинная комната с четырьмя окнами, расположенными попарно, нависала почти над самой водой. Эмила с испугом заметила, что одна из рам едва держится на разболтанных петлях — сюда без особых усилий мог влезть кто угодно. Пробежала кружочком света по комнате. Никто не влезал, вздохнула она с облегчением. Пока.
В двух шкафах стояли книги и журналы. Книги Эмила трогать не стала, а стопки журналов вынула и по частям перенесла на письменный стол — эта комната служила Марии рабочим кабинетом. С ловкостью банковского чиновника, пересчитывающего деньги, принялась быстро перелистывать журналы. Стопка за стопкой, связка за связкой… Остались переплетенные годовые подшивки, их Эмила оставила без внимания. В ящиках письменного стола лежали сломанные и высохшие авторучки, свечные огарки и несколько номеров прошлогодних газет.
Со вздохом она откинула волосы со лба и принялась складывать назад тяжелые кипы журналов. Потом, перекинув через плечо пустую сумку, направилась в спальню. Два окна в ней смотрели на узкую дорогу, бегущую по склону и сворачивающую к дому. Сквозь третье окно в боковой стене было видно, как эта дорога, виляя вдоль берега, исчезала темноте. Эмила приоткрыла окно — сквозь грязные стекла ничего невозможно было разглядеть, а ей вдруг показалось, будто на дороге мелькнул огонек. Не заметив ничего подозрительного, она подошла к своей последней надежде — прекрасному антикварному секретеру, стоявшему противоположном углу комнаты. Это была единственная ценная вещь в доме, и достала ее в свое время Эмила. Во время случайной распродажи, за бесценок. Перевозка в Угошть, смеялась Мария, стоила дороже. Секретер ей очень нравился. Она взяла у реставраторов несколько кусочков облицовочной фанеры и сама произвела мелкий ремонт. Но прежде всего они осмотрели многочисленные ящики, ящички и тайник, скрытый за зеркалом, — секрет его мог разгадать и ребенок. Достаточно было нажать пружинку, укрытую не очень заботливо.
Эмила нажала эту пружинку и, едва взглянув на бумаги, лежащие в тайнике, поняла, что приехала сюда не напрасно. Она принялась укладывать разноцветные папки в широко раскрытую сумку. Во рту у нее пересохло, стало трудно дышать. Укладывая последнюю папку, решила, что на обратим пути остановится у ближайшего придорожного ресторана и выпьет стакан или два холодного сока…
Она погасила фонарик и неожиданно поняла, что снаружи кто-то ходит, в этом не было сомнений.
Согнувшись, Эмила подобралась к окну, которое оставила приоткрытым, и выглянула. Она увидела лишь силуэт, но и этого было достаточно, чтобы распознать мужчину. Он был высокий, стройный и, судя по тому, с каким проворством и даже изяществом перескочил небольшой заборчик у дома, — молодой и ловкий. Эмила в полусогнутом состоянии попятилась от окна, потом выпрямилась и прижалась спиной к стене. Теперь она следила за движениями мужчины на слух, который в минуту опасности резко обострился. Вынув из кармана пистолет, направила его на боковое окно — неожиданный посетитель мог обратить внимание на то, что оно приоткрыто, и воспользоваться им… Но осторожные шаги удалялись. Вот
