Перевесившись через стену, он двумя длинными очередями скосил всех троих. И в очередной раз я приметил, что они умирают только тогда, когда повреждена голова. В одного попало три или четыре раза, но только когда второй очередью ему разбило голову, он упал и больше не поднялся.
– Кстати, ничего не слышно о том, откуда все это взялось? – между прочим поинтересовался я, надеясь выудить хотя бы каплю информации.
– Неа… Да и откуда… У нас тут полное молчание, даже интернет уже не работает. А что люди говорят, лучше и не слушать. Начиная с конца света, кончая вторжением пришельцев. Чушь? Чушь… До сегодняшнего дня и живые мертвецы тоже чушью были… А теперь сам смотри.
Внизу, на тротуаре, появился еще один мертвяк. Этому уже не до пожарки было, только дошел до ближайшего трупа и принялся его поедать. А мне казалось, что они только живых едят. И как он вообще его обнаружил, если тот никак не мог шевелится. Нарушая относительные покой станции, совсем низко, над самыми крышами домов, пролетел военный вертолет.
– А вот и армия появилась, – съязвил охранник, – когда уже все кончилось…
– Лучше поздно, чем никогда…
– А заметил, куда летел?
– Нет… То есть да, но как-то не успел сориентироваться…
– Туда же, куда и вы собрались. Так что, может, завтра вам только поздороваться придется с солдатами.
Такой вариант меня вполне устраивал. Приехать, поговорить, узнать все новости и уехать. И никакого риска для жизни. Если вообще такое может быть в городе с мертвяками…
– Ты так и не будешь отсюда уходить? – с плохо скрытой надеждой поинтересовался часовой.
– В смысле, спать… не думаю, – сна не было ни в одном глазу, словно только что проснулся, – А что тебе?
– Да я так просто… Вдвоем веселее…
Я лишь многозначительно кивнул головой. Никто не говорил, что я всю ночь тут проведу. Делать мне больше нечего, кроме как часовых развлекать. Может, сейчас спущусь и попробую заснуть. А может, и нет…
– Смотри, вон еще один… – указал я пальцем.
С дальней стороны улицы вылез еще один зомби. По ободранной одежде и заросшему лицу можно было сказать, что в прежней жизни он был бомжом или алкоголиком, что, в сущности, большой разницы не имело. Ковыляя, он протягивал единственную целую руку в нашу сторону, открывая и закрывая рот.
Пожарный снова схватился за автомат, но я его удержал. Что он один сделает. Не стоит зря патроны тратить. Они наверняка еще пригодятся. А этих все равно всех не перестрелять.
– Ну и что прикажешь? Ждать, пока они все здесь не соберутся? – возмутился часовой, все порываясь продырявить мертвяку голову.
– Вот когда соберутся, тогда и стреляй. А так он один, что с него взять… Хотя, твой автомат, твои патроны… Тебе и решать, когда их тратить, – пожал я плечами, решив не ввязываться в спор.
Пожарник несколько секунд простоял, переваривая услышанное, а потом заявил мне:
– По ходу, ты прав, один он тут ничего не сделает…
– Вот и хорошо, что мы нашли согласие. А я пойду спущусь, найду все-таки своих.
Часовому было жалко расставаться с собеседником, но препятствовать не стал. Я спокойно спустился с вышки и окинул взглядом двор. Народу почти не было видно. Время не то, чтобы очень поздное, всего восьмой час шел, а почти все уже спать улеглись. Издерганные, нанервничавшиеся за сегодня. Такое увидеть собственными глазами, не каждый выдержит. Да я сам чуть не застрелился,, что же мне других судить.
Главное, что Артема не было видно. Может, уже в палатку вернулся. Это было бы лучшим вариантом. Как-никак, а единственный в нашей группе толковый водитель, проверенный в деле…
Налетел порыв ветра, и я поежился от холода. Еще не лето и ночи иногда выдаются очень даже холодными. Интересно, а мертвяки мерзнут? Вряд ли, он бы тогда и боль бы чувствовали. Хотя есть вероятность, что они замерзают. Кровь застывает в жилах, органы вянут, тело иссушается. Переждать бы это все где-нибудь вдалеке и в безопасности. Так нет, я, как всегда с собственным везением попадать в лужу сразу двумя ногами, оказался в самом сердце всей этой чертовщины.
Новый порыв ветра и я окончательно понял, что замерз. Камуфляж, хоть и теплый, но пропускал холодный воздух. И это не добавляло ощущения комфорта.
Пора в палатку вернутся. Там и дождусь Артема, если ему так не терпится погулять. Только чтобы он за стену бы не выбрался. Хотя он и не настолько дурак, чтобы решится на такое. Вон наш автобус, сейчас казавшийся в полумраке каким-то страшным комом из-за натянутой на него палатки. Внутри должно быть тепло и сухо. И еще там меня дожидается теплый спальный мешок. Вещь, несколько уступающая по удобству кровати, но гораздо более приятная, нежели холодным ветер под ночным небом.
Подойдя к палатке. Я услышал внутри веселые голоса и даже вроде как смех. Неужели там без меня устроили какие-то посиделки… Отдернув полог, я вошел внутрь. Там уже горели три мощных фонаря, освещавших всю палатку и внутренности автобуса, а в центре были тихие посиделки моих ребят. Откуда-то здесь был и Артем, уже удобно развалившийся на матрасе и уминающий бутерброд.
– Так, я вам не помешал? – спросил я, стараясь выглядеть рассерженным.
– О, Миш, заходи, я думал ты так всю ночь и простоишь на этой вышке.
– Вот за этой вот персоной ходил, – сказал я, мимоходом несильно пнув нашего водителя.
Тот даже не отреагировал.
– Садись, тут и для тебя порция готова, – пригасили девчонки, уступая место.
– Вот и отлично… Остатки добить решили? – поинтересовался я, выбирая бутерброд потолще.
– Вроде как… Слушай, ты у нас знаешь… Какие планы на завтра?
– На завтра… – я жевал, поэтому толком ответить не мог.
Наконец, дожевав, проглотил бутерброд и рассказал всего по немногу.
– Примерно все будет вот так… С утра поедем на радиовышку, разберемся, что там такое.
Надеюсь, это не будет надолго… А потом по предкам… Для начала снова попробуем пробиться на площадь Победы, там ближе всего. Главное, будем держаться двор и переулков, а то опять в пробках встрянем.
– А почему мы вообще с этой вышкой связались? Какое нам до нее дело?
Я откинулся на спину и уставился в потолок палатки. Пыльный, даже грязный брезент. Маленький паучок, шустро перебирая лапками, быстро отползал от висевшего рядом фонаря.
– Объясняю… – я немного пожевал губами, не зная, с чего начать, – Так… Во-первых, никто из нас толком не знает, до чего это все докатится. Возможно, завтра в город войдут военные и перестреляют всех мертвяков к чертям. А может, когда они войдут, уже будет слишком поздно что-то менять. Тогда они просто отойдут… А нам здесь оставаться. Ведь вряд ли получится за один день по всем квартирам проехаться. Все видели, что там… За стеной… что там твориться… Так что надо иметь за спиной хоть что-то, за что можно удержаться… У этих людей защищенная территория, есть оружие и машины. И я думаю, что после этой операции мы сможем сюда вернутся, если нас прижмут. Дальше… Сама эта радиовышка… Никому не кажется, что больно быстро отключили все это радио и телевидение… Странно это. И мне вот лично самому интересно, что там происходит. Почему отключили вышку… И что творится за линий горизонта… Там, где я не могу ничего разглядеть своим взглядом… Может, это повсюду… А может, этого вообще нигде нет… Тогда у нас появляется шанс на спасение.
– Миш, пока ты играешься в солдатиков, наши родители могут погибнуть!
– Они уже могли погибнуть! – сказал я на чистоту, – Десять раз уже могли погибнуть. Когда мы сидели в универе, пока стояли в пробке, пока, черт возьми, сидим здесь и болтаем! Можно вообще просто в туалет пойти, споткнуться и разбить голову о стульчак! Так что, мы, может, просто за мечтой гонимся. Или за последней надеждой… А спастись самим… Это нам просто жизненно важно, извините за тавтологию…
– Миш, не говори так…
– Я говорю правду! И она правдой и останется, неважно, нравится нам это или нет!
Разговор расстроился, это и так было понятно. Да и вся веселость атмосферы тоже мигом развеялась.
