Среди литературных друзей всегда рискуешь наткнуться на метафору, и теперь я, в свою очередь, взял иголку и нитку нашего разговора, чтобы сделать свой стежок.
— Ненадолго, говоришь? А что отбило у тебя интерес к роли компаньона?
Пока Кейн вздыхал, кряхтел да охал, я снял сюртук.
— Позвони, чтобы принесли воду, хорошо, Кейн? И немного виски, чтобы она была не такой сухой.
Эту просьбу он выполнил охотно, поскольку она давала ему отсрочку, чтобы собраться с духом. Слегка плеснув в бокалы, мы возобновили беседу:
— Ты спрашиваешь, что отбило у меня охоту путешествовать с ним вместе? Пожалуй, его комнаты или, вернее, их содержимое.
— А оно представляло собой?..
— Право же, Брэм, не превращай замок Гр
— Прости. Продолжай.
— Спасибо, я продолжу.
К счастью, он заговорил быстрее:
— Во-первых, я должен сказать, что Тамблти тогда — и, может быть, до сих пор — представляет собой весьма колоритную фигуру. Он был привлекательным человеком, несмотря на вызывающую манеру одеваться и такое же поведение. Когда я впервые увидел его на улице в Ливерпуле, он сидел верхом на белой лошади и вел за собой целый собачий выводок.
— Черт бы их подрал, этих его шавок! — выругался я.
— Значит, они по-прежнему у него?
— Две точно. Они нагадили в костюмерной «Лицеума».
— Должно быть, Генри это
— Ее обнаружили в гардеробной — костюмерша вляпалась. Но я даже не стал говорить об этом Генри, ибо в настоящее время он одурачен и перепоручил Тамблти руководство театром и «Бифштекс- клубом». Теперь, если ты там обедаешь, то обедаешь с Тамблти. До последнего времени, во всяком случае… Я боюсь, что Генри даже выдал ему ключ.
— «Боюсь»? — повторил Кейн. — Я должен задать этот вопрос, Брэм. Это твое «боюсь» просто фигура речи или ты действительно
— Кейн, я не склонен к пустым словесным выкрутасам, — отозвался я не без раздражения. — Да, я
— Я не хотел тебя обидеть. Дело вот в чем: я сам боюсь этого человека, и не без причины. Теперь, очевидно, и у тебя есть для этого резоны. Я могу лишь гадать, какие именно.
— Ты гадаешь, Кейн, потому что весы разговора все же склоняются в твою пользу: сначала, если ты не против, изложи свои причины, а уж я — следом за тобой.
Кейн встал, чтобы сменить восковой цилиндр. Я уже приспособился к монотонному бормотанию этого второго Кейна, но с большим интересом слушал первого, который вернулся на место и взялся за виски. — Что ж, желание узнать твои причины побудит меня поскорее изложить свои.
— Буду рад ускорить ход беседы, — сказал я, протянув свой бокал, чтобы он долил еще немного.
По правде говоря, я боялся своей очереди. У Кейна тонкий и скептический ум, и, хотя мне было известно, что, впервые приехав в Лондон, он посещал всякого рода спиритические сеансы, каково его нынешнее отношение ко всей этой мистике, я не знал и понятия не имел, какова будет его реакция на историю, которую я привез в замок.
— Ну что ж, — повторил Кейн. — Вперед через факты, и побыстрее! Фрэнсис в начале нашего знакомства был, как уже говорилось, красавцем, обладателем притягательной харизмы.
— То есть умелым мошенником. Шарлатаном.
— Напротив, — возразил Кейн. — Я всегда находил его диагнозы точными. По существу, ему следовало бы заниматься настоящей медициной и оставить те снадобья, благодаря которым он процветал.
— Значит, он богат?
Нечто подобное я предполагал, но сказанное Кейном насторожило меня еще больше. Неприятно слышать, что у этого человека есть денежные
— Весьма, — подтвердил Кейн. — Как-то раз я узнал, что он перевел шестьдесят тысяч долларов в банк Рочестера — и заметь, это был не единственный случай. Он сам говорил мне, что в лучшие дни дела приносили ему триста долларов в день.
— Дела? Во множественном числе?
— Именно так. Он вступал в партнерство с другими, разъезжал по разным странам.[146] По-видимому, основа его процветания была заложена в Бостоне, но со временем его средство от прыщей приобрело известность в Нью-Йорке, Джерси-Сити, Питтсбурге, распространилось на запад до Сан-Франциско и на север, аж до самой Канады.
— И в тысяча восемьсот семьдесят четвертом году он пересек океан в поисках… английских прыщей и английских пенсов?
— Точнее, не пенсов, а полновесных фунтов, — поправил меня Кейн. — И компаньона.
— Но не ты должен был стать им. Ты говоришь, что раздумал им становиться.
— Да, но, боюсь, не сразу. Понимаешь, Фрэнсис был тем, что французы называют un beau-parleur — краснобай. Дарил он и подарки.
Последнее, судя по тому, как опустился на грудь подбородок Кейна, до сих пор внушало ему стыд.
— Ты помнишь, Брэм, те брюки из шотландки, которые я так любил и надел, когда впервые отправился к Россетти?
— Очень хорошо, — ответил я.
— Так вот, мне подарил их Тамблти и много чего еще в придачу. Мы ходили по городу вместе, нарядившись как денди, но к тому времени, когда речь зашла о том, чтобы стать его путешествующим компаньоном, я уже передумал и отказался наотрез.
— Из-за его комнат, говоришь?
— В каком-то смысле — да. Он обзавелся жильем в Ливерпуле несколькими годами раньше, когда приехал туда в первый раз. У него вообще в обычае держать квартиры в разных местах. Но это его дело: меня в конце концов оттолкнули не сами комнаты, а то, что в них было.
Разволновавшись, Кейн встал, чтобы задернуть шторы, оставив меня размышлять о загадочном содержимом комнат Тамблти. И хотя воображение рисовало мне всякие гадости, ему было далеко до правды, которую я услышал от Кейна.
— Матки, — наконец промолвил он, вернувшись на место.
— Манатки, да, — не поняв, откликнулся я, — но какие именно? Что в его обстановке или имуществе могло тебя так отвратить, что ты стал избегать его, во всяком случае, решил не путешествовать с ним?
— Я только что сказал, — буркнул Кейн. — Никакие не манатки, а
Я чуть не поперхнулся, сглотнул виски и попросил:
— Ты уж будь добр, растолкуй, о чем речь.
И Кейн растолковал:
— Фрэнсис рассказывал мне, что давным-давно перестал заниматься хирургией, как он говорил, «утратил желание резать». Он питал отвращение и к крови, и к скальпелю. Однако однажды ночью, когда мы сидели, потягивая шерри в компании двух его недавних знакомых, один из них предложил нам отправиться на поиски… женщин. Скажем так, легкого поведения. Фрэнсис в ответ начал ругаться. Мне показалось, что он сейчас выставит этого человека. Собственно говоря, вскоре он так и сделал, хотя и не в буквальном смысле… Господи, что за вздор! Теперь я сам вижу, что несу околесицу. Ты, Стокер, заставил меня говорить в духе памфлета, хотя я автор романов.
— В нынешних обстоятельствах не до романов, Томми. Нужны, пожалуй, именно памфлеты — точные
