Досье Дракулы

воздающими дань коварной чете — Виски и Джину. Рабочий люд заполняет пабы, и чем ближе к ночи, тем громче звучат там пьяные голоса, будто каждый старается заглушить хмельного соседа, а с ним заодно и собственные горести. Хмель распаляет в них плотские желания, а поскольку на улицах можно встретить немало таких же обездоленных и таких же пьяных особ женского пола, то животное совокупление без любви — в темном переулке, в подворотне, на лестничной клетке, за незапертой дверью — становится обычным завершением субботней ночи.

И когда восходит воскресное солнце, бедный рабочий люд обнаруживает, что стал еще беднее, ибо деньги, предназначавшиеся на мясо, на новые башмаки для Джонни и вообще на прожитье, потрачены полностью. Неизбежность этого цикла написана на лицах бедняков и очевидна для каждого, имеющего с ними дело, но в ту субботу это зрелище печалило меня больше, чем когда бы то ни было.

Мы вышли на Бэтти-стрит, где я видел злодея раньше: если следовать логике, это место представлялось, по меньшей мере, не худшим для наших целей, чем любое другое.

По прошествии долгого, томительного часа предложений и сожалений, при полном отсутствии каких-либо признаков Тамблти мы решили, что подходящим вознаграждением за все это наблюдение и ожидание будет пинта пива в «Красном льве». Правда, за первой пинтой последовала вторая, которая, прибавив нам духу, убавила осторожности. Мы сняли шляпы, и вот, сидя рядом с Кейном, которому пиво придало отваги, и пытаясь уговорить его для пущей сохранности передать оба его револьвера мне, я вдруг услышал свое имя.

— Мистер Стокер?

От неожиданности я чуть не свалился с табурета.

— О, да никак и мистер Холл Кейн здесь, если, конечно, я не ошибаюсь?

— Да, мистер Стокер и мистер Кейн, — подтвердил мой друг, не потерявший самообладания, несмотря на опасность, связанную с нашим разоблачением. — А с кем мы?..

— Это, — сказал я, пнув табуретку Кейна, — инспектор Эбберлайн из Скотленд-Ярда.

Кейн уставился на меня.

— Да, — подтвердил я, вымучив некое подобие улыбки, — ничего хорошего. Решительно ничего хорошего.

Руки дрожали, ничего, кроме банальностей, в голову не лезло, но инспектор повел разговор сам.

— Разве «Лицеум» сейчас не закрыт, мистер Стокер? И разве мистер Ирвинг, как он говорил, не находится на юге Франции?

— Да, закрыт… и он там.

Хотя люди, встречаясь со мной, почти всегда осведомляются о Генри, прежде чем задать следующий вопрос насчет меня самого, это все равно иногда раздражает, и потому я не без сарказма добавил:

— Но конечно, эти сведения не относятся к сфере вашей компетенции, не так ли, инспектор?

Изобразив на лице улыбку, он отступил на шаг, оценивающе озирая нас с головы до ног, после чего, поведя кончиком своего правого навощенного уса, громко осведомился:

— Джентльмены, а почему вы?..

Теперь пришел мой черед оглядеть собственное платье.

— А, это? Да так, ерунда.

— Ерунда? — повторил инспектор. — Хм, а вот я, если вы, конечно, не готовитесь сейчас к исполнению на сцене «Лицеума» какой-нибудь простонародной роли, решил бы, что это своего рода… маскировка.

— Маскировка, вы говорите?

Моя попытка высмеять это слово получилась нарочито неуклюжей: смех вышел слишком громким, похожим на рев, и, должно быть, хозяин заведения принял меня за кого-то вроде плохо выдрессированного цепного медведя, ибо мигом объявился, чтобы спросить у Эбберлайна, все ли в порядке.

И пока инспектор успокаивал владельца паба, у Кейна созрел план.

Когда Эбберлайн вернул нам свое внимание, Кейн доверительно сказал:

— Да, инспектор, мы маскируемся.

Когда мы были на темных улицах, казалось, что я поработал с Кейном вполне удовлетворительно, но в свете керосиновых ламп «Льва» весь его облик — румяная кожа, полумаска, подчеркивающий стройность плащ — наводил на мысль о второсортном маге или библиотекаре первой леди Александрии.

— Надеюсь, вы понимаете, инспектор… ну… это все моя затея. Стокер мне просто подыграл. Правда ведь, Стокер?

Я сидел, уставившись в свою пивную кружку, и в знак согласия лишь утвердительно буркнул. Я слушал, как Кейн отвлекает инспектора разглагольствованиями о «всемирном успехе» своего последнего романа, неуемном стремлении беззастенчивых газетчиков вынюхивать и смаковать подробности жизни Холла Кейна… И так далее, и тому подобное, с присовокуплением пассажей о почестях, славе и деньгах — короче говоря, об успехе. Весь этот монолог, в ходе которого собеседнику не удавалось вставить ни слова, имел целью спровадить инспектора обратно за угловой столик. Туда он и направился и там, судя по компании из троих мальчишек-оборванцев в кепках — явных осведомителей, — вернулся к исполнению роли уайтчепелского святого, спасителя трущоб.

— Пошли, — сказал я Кейну. — Идем отсюда. Мы тут явно засиделись.

Мы отбыли, сопровождаемые прощальным жестом Эбберлайна, который мне вовсе не понравился: на мой взгляд, он коснулся пальцем полей своей шляпы слишком многозначительно. Когда мы вышли, я громко спросил:

— Что он здесь делает? Из источников, заслуживающих доверия, мне известно, что он повышен в должности и переведен с этого участка в Ярд.

Кейн ответил:

— Видно, Уайтчепел у него в крови…

В общем, отделался какой-то присказкой вроде этого. Я тем не менее не преминул произнести комплимент по поводу его сообразительности, и он ступил на Бэтти-стрит, став на добрый фут выше ростом, чем до похвалы.

Время было позднее, мы испытывали смешанные чувства — страха и некоторой расслабленности от изрядного количества выпитого пива — и не видели никаких признаков Тамблти.

— О чем мы вообще думали?

Пробормотав этот риторический вопрос, я намеревался лишь выразить удивление, что мы надеялись отыскать нашу иголку в уайтчепелском стогу сена, но Кейн счел нужным дать ответ, кратко изложив наш План Действий, словно я мог его забыть.

— Ох, Томми, — сказал я, подавляя улыбку, чтобы он не счел ее снисходительной, и как раз тут…

— Что с тобой, Брэм? Тебе плохо?

Неожиданно мне действительно стало плохо, ибо я услышал свое имя. И на сей раз оно прозвучало не столь вкрадчиво, как у инспектора Эбберлайна.

— Он зовет тебя? — догадался Кейн.

Я кивнул.

— Может быть, мне удастся взять его на прицел?

По логике выходило, что так, но ведь это был не обычный зов. Создавалось впечатление, будто он исходил ниоткуда и отовсюду одновременно.

«Сто-кер, Сто-кер». Он взывал ко мне, но с какой целью: привлечь мое внимание, сбить с толку или напугать, чтобы я убрался из Уайтчепела в свой Уэст-Энд?

К тому времени мы вернулись на Коммершиал-роуд, шум которой грозил поглотить мое имя, если он произнесет его снова. Продолжал ли он произносить его? Не знаю, но уж явно не только уличный шум вывел меня из себя, приведя в расстройство все мои чувства, как это было в храме перед явлением Сета.

Помню, как, шатаясь, я вошел в аллею, желая заставить угомониться мир и его вместе с ним, ибо, хотя мы нашли Тамблти, а точнее, он нашел нас, возник вопрос: что нам делать теперь?

Обезумевший от страха Кейн непрестанно задавал вопросы, и, хотя я видел, как шевелятся его губы,