Этот случай показал мне могущество самой природы в борьбе с болезнями.
Среди бедноты так часто встречаются случаи самостоятельного излечения, что каждый врач, практикующий в этой среде, может насчитать их множество. А так как он тут же видит немалое число больных, которым лекарство бессильно помочь, то ему не трудно прийти к заключению, что лечение вовсе не обладает теми магическими свойствами, какие ему приписываются. Вместе с тем он убеждается, какое громадное значение для здоровья населения имеют условия его жизни, и начинает сознавать, что главная задача врача заключается именно в устранении причин, создающих болезни. Поэтому медицинская помощь бедному населению - враг латинской кухни и друг гигиены.
По этому поводу мне приходилось говорить с одним врачом, Михайловым, который лет десять служил в земстве. Про него говорили, что он добросовестно относится к своим обязанностям, и земство за это его ценило.
Мне пришлось с ним видеться в то время, когда сомнение в чудесном действии лекарств начало закрадываться в мою душу. Желая выяснить себе этот вопрос, я при всяком удобном случае допытывалась у других врачей, как они об этом думают.
– Мы, все врачи, которые практикуют среди бедноты, в конце концов приходим к заключению, что лекарства в нашей практике ни к чему, - сказал Михайлов, когда я поведала ему мучившие меня сомнения. - Скептицизм чаще всего овладевает нами в первые годы нашей деятельности. Потому молодые земские врачи редко уживаются долго на одном месте, постоянно меняют их, пока не обтерпятся. Я сам побывал в нескольких земствах, пока не засел здесь. Искал все такого места, где было бы лучшее применение моих знаний и лекарства были бы действительнее, но потом убедился, что везде одно и то же, и примирился со своей участью. Попалось хорошее земство, и сижу здесь. При мне немало перебывало здесь молодых врачей. Поживут немножко, да и сбегут.
– А теперь вы довольны своей деятельностью? - спросила я.
– Какое доволен! Не очень-то весело пичкать лекарствами больных и видеть, что все это ни к чему.
– Зачем же заниматься такой бесплодной деятельностью? Лучше работать на другом поприще.
– Пять лет я потратил на ученье, несколько лет приспособлялся к земской деятельности. Трудно теперь менять род своих занятий. Придется всю жизнь лечить.
– Не находите вы, что давать лекарства, в действенность которых сам врач не верит, значит вводить в заблуждение своих пациентов, этих невежественных людей, которые приходят к нам с таким наивным доверием?
– Не всегда же мы даем такие бесполезные лекарства. Например, хинин, касторка прекрасно действуют и на бедноту.
– Может быть, действительно существуют такие лекарства, которые оказывают некоторое симптоматическое влияние на болезнь. Но зато есть масса других, значение которых в высшей степени сомнительно. Зачем они нужны? От них следовало бы врачам отказаться.
– Нельзя же всем больным давать только касторку и хинин!
– Зачем всем? Давать только определенным больным. А остальным отказывать в сомнительных лекарствах. Сказать им, что их болезнь может пройти сама собой.
– Помилуйте! Да ведь это значит, что мы, врачи, должны совершить самоубийство! Кто к нам пойдет лечиться, если мы лекарства не будем давать? Все больные нас покинут.
– Следовательно, вы даете лекарство для того, чтобы к вам ходили?
– До известной степени, да. Лучше пускай ко мне идут, нежели побегут к какой-либо невежественной знахарке. Я, по крайней мере, вреда им не принесу. А если я им лекарства не дам, они наверное будут лечиться у знахарок.
Последний довод показался мне довольно убедительным.
Земство или советы
Агитпроп Колчака о народном представительстве
Александр Васильевич Колчак. 1917
Что делать, кто виноват и каким быть справедливому народному представительству? Последний вопрос тоже из разряда вечных. Его обсуждали в министерских кабинетах, на сельских сходах, в редакциях всех мыслимых газет, от большевистских до черносотенных. Оно и понятно: содержательнее всего бывает спор о том, что мало кому ведомо. То есть, конечно, земства в России водились, и губернские, и уездные, и волостные. Но доступный им круг вопросов был узок, а разного рода соблазны - весьма велики. К примеру, платный переезд через реку в самый оживленный летний месяц мог оказаться убыточным - если верить донесениям земских начальников. А речная дамба - проеденной мышами. Что, конечно, требовало выделения дополнительных бюджетных ассигнований. Зато проблемы государственного значения - как, например, земельный вопрос - в пределах одного уезда земские собрания решать не были уполномочены, хоть и писали наверх решительные, а порой и гневные петиции.
Как водится, все изменила революция.
Авторитет советов, новой местной власти для бедноты, заслонил кропотливые усилия земцев. Однако давний спор продолжался и позднее. Правда, дискуссии между «легальными» и левыми партиями по вопросу народовластия зачастую проходили уже по линиям фронтов.
Сохранившаяся в фондах ГБИЛброшюра «Земства или советы?» - тому подтверждение. Этот материал написан сотрудниками агитационно-пропагандистской службы, работавшей при Верховном правителе России адмирале Колчаке, войскам которого так и не довелось соединиться с Армией Юга России, возглавляемой генералом Деникиным. Брошюра представляет собой рассмотрение вопросов представительной демократии в форме, доступной для широких городских масс.
Печатается по изданию: «Земства или советы». Новониколаевское отделение Русского бюро печати, 1919.
Захватывая власть, большевики повсюду заменили уездные и волостные земства советами. Спрашивается, какой смысл и значение имела эта перемена? Для того, чтобы сознательно ответить на этот вопрос, необходимо разобраться в том, какая разница между земствами и советами.
