Призраки подземелий

было просто-напросто невозможно, их можно было только медленно и очень нудно выкорчевывать, вырывая росточек за росточком. Какое-то время среди имперских офицеров кавалерийских частей блуждала даже поговорка «Отряд гномов проще перепрыгнуть, чем опрокинуть и растоптать! ».

Ряды нападавших быстро пополнялись за счет всё прибывавших и прибывавших к месту схватки матросов. Их усилия нанести хоть какой-то урон были смешны. С таким же успехом можно было бы колотиться головами о медленно надвигающуюся стену, а заодно и пытаться изрезать ее ножом. Стальные щиты гномов без труда выдерживали шквал сыпавшихся на них ударов, а руки, удерживающие их над головами, оказались достаточно крепки, чтобы ни разу не дрогнуть. Таким образом, первые десять секунд схватки прошли без потерь. Сошедшиеся отряды противников медленно, но верно пятились обратно к кораблям. Одни почему-то пока не хотели убивать, а другие горели этим желанием, но не имели возможности его реализовать.

Почему командир заградительного отряда избрал именно такую странную, с первого взгляда даже нетипичную для гномов тактику миролюбия и пацифизма, моррону было понятно. К берегу уже приближались плоты с отрядами тяжелой пехоты. Толком с ходу не разобравшись, что происходит, едва ступившие на сушу шеварийские латники атаковали бы прежде всего заградительный отряд, с которым явно не способны были справиться матросы и который уже приблизился на опасное расстояние к кораблям, где скорее всего до сих пор находился командующий подземной экспедицией и его верная свита. Пытаясь защитить штаб, основные силы противника поменяли бы направление своей атаки и немедленно вступили бы в бой, а у строителей баррикады появилось бы пара-другая лишних минут, чтобы завершить редут и заделать большую брешь по самому центру. Как только это бы произошло, махаканские ратники тут же стали бы неспешно отступать к баррикаде, увлекая за собой врагов. И на этой стадии сражения они бы уже не деликатничали…

План махаканцев был Дарку ясен. Он, конечно же, не был гениален, но, в общем и целом, весьма неплох, поскольку с минимальными потерями давал возможность выиграть время и вносил в ряды противника сумятицу. Но вот только беда – Аламеза он совсем не устраивал, ведь он как раз собирался, так сказать, «под шумок» разыгравшегося перед баррикадой сражения попасть на корабль и наконец-то свершить то, что ему так давно хотелось. Мечта моррона была проста – добраться до шеи Фегустина Лата, чтобы отделить её мечом от вампирских плеч или просто и незамысловато свернуть.

Теперь же осуществление задуманного существенно осложнилось и вот-вот должно было оказаться под угрозой. Во-первых, число всё ещё пытавшихся пролить гномью кровь матросов ничуть не поубавилось, а во-вторых, через минуту или полторы подступы к заманчиво накренившимся корабельным бортам перекрыла бы тяжелая пехота противника. Дарку нужно было действовать, притом незамедлительно: либо отказаться от своих помыслов и отступить к баррикаде, либо отважиться на прорыв. Найти третий, оптимальный вариант, к сожалению, не оставалось времени.

На удачу Аламез давно не полагался, уж больно часто она его подводила, а основываться на расчетах можно только тогда, когда достаточно достоверных данных и есть время на их обработку. События развивались стремительно. Сражающиеся проделали практически полпути до оставленных без защиты кораблей; первые плоты уже коснулись кромки берега, а моррон до сих пор топтался на месте, не решаясь бежать ни вперед, ни назад.

Как ни странно, но подтолкнули Дарка к незамедлительному принятию решения не логические доводы, не чутье с объективно сложившимися обстоятельствами, а шеварийские стрелки, подплывающие на плотах. Небольшая группка лучников приметила одинокую мишень, ходившую кругами на открытом и хорошо простреливаемом пространстве невдалеке от места сражения, и тут же вскинула луки. К счастью, хоть расстояние и не было очень большим, но скудное освещение (шеварийцы видели гораздо хуже, чем моррон, поскольку пользовались палками, смоченными в осветительном растворе) не позволило произвести точный выстрел. С полдюжины стрел не долетели до Дарка, а еще примерно столько же, уныло просвистев у него высоко над головою, пронеслись в сторону баррикады. Второй залп должен был последовать всего через пару секунд и был бы гораздо прицельней. Он непременно настиг бы моррона, если бы тот попытался побежать назад, так что у «живой мишени» не оставалось иного выбора, как только помчаться туда, где бушевало до сих пор бескровное сражение (если, конечно, у кого-нибудь из находившихся под действием дурманного зелья шеварийцев не пошла носом кровь; или он в приступе безудержной ярости не разбил лоб о махаканский щит). В этом случае лучники не отважились бы стрелять, боясь попасть по своим. Как правило, солдаты гуманней и мудрей своих командиров и не привыкли жертвовать товарищами ради достижения цели, даже если за это и полагается солидная награда. В отличие от снобов в эполетах, они понимают, что подобное «жертвоприношение» может им аукнуться ножом в спину при первом же наступлении.

Что было сил рванувшись с места, Аламез быстро помчался к толпе, почти окружившей отряд махаканцев и тщетно пытавшейся пробить оборону из плотно сомкнутых щитов. В схватку моррон, конечно же, не хотел ввязываться и поэтому решил сделать небольшой крюк, оббежав место сражения с правой стороны. Этот маневр не только позволил бы ему стать невидимым для лучников, но и держаться подальше от уже приближавшихся к месту сражения первых десятков тяжелой пехоты. Матросам же было не до него, они настолько увлеченно наседали на гномов, что можно было спокойно проскочить за их спинами. Именно это Аламез и собирался сделать.

К несчастью, для успешного завершения удачно начавшегося окружного маневра моррону не хватило каких-то жалких секунд. В тот самый миг, когда Дарк уже почти миновал опасную зону и почувствовал себя в безопасности, произошло непредвиденное, что нельзя иначе назвать, как случайное и очень досадное совпадение.

Заметив спешившее к врагам подкрепление и решив, что их план удался, командир заградительного отряда не увидел смысла долее медлить и отдал приказ своим бойцам перейти от «оборонительного наступления» к «атакующему отходу», то есть, говоря попросту, скомандовал отступать и разрешил пустить в ход секиры да топоры. За спинами корабельной дружины Аламез, конечно же, не увидел, как сплошная стена махаканских щитов разомкнулась, и в узких просветах между ними засверкали острые лезвия, но первые результаты кровавой жатвы не заставили долго ждать. Раздались первые крики, вызванные не яростью, а болью; а уже в следующий миг получившие отпор шеварийцы резко отхлынули назад и чуть не сбили моррона с ног. Упасть Дарк, конечно же, не упал, но неожиданно для себя оказался в задних рядах врагов, да еще и зажатым их взопревшими телами со всех сторон.

Правильно говорится, что «нет худа без добра». В этот миг Аламез интуитивно принял единственно верное решение – не дергаться, и это помогло ему избежать неминуемой расправы. Увлеченные битвой враги не заметили присутствия в своих рядах чужака и больно толкали сжавшегося, напрягшего все тело моррона локтями не потому, что признали в нем неприятеля, а только из-за того, что им не хватало места, чтобы протиснуться в первые ряды схватки.

Сея смерть и щедро одаривая врагов увечьями, отряд гномов стал медленно продвигаться назад к баррикаде. Следом за отступавшими стала перемещаться и изрядно уплотнившаяся толпа, поскольку уже подуставших матросов бесцеремонно потеснили большими и крепкими щитами наконец-то добравшиеся до места схватки ганкруллы. Вступление в бой шеварийской тяжелой пехоты существенно осложнило махаканцам задачу отхода и просто не могло не привести к большим потерям с их стороны, но этого уже Дарк не видел. Несомый толпой в противоположном от нужного направлении, моррон изо всех сил пытался выбраться из хаотично движущейся живой массы и, конечно же, пережил множество незабываемых, да и болезненных моментов. Одни шеварийские вояки только пихали локтями пытавшегося выбраться наружу из гущи сражения чужака, принимаемого скорее всего за обычного труса; другие ему что-то кричали то вслед, то в лицо, а третьи ограничивались лишь плевками, к сожалению, зачастую меткими и попадавшими Дарку в лицо.

И вот, когда спасение уже было близко, один из шеварийцев решил выместить на принятом за дезертира морроне накопившуюся в нем, но так и не вылившуюся на гномьи головы злость. Преградив презренному беглецу путь и ухватив его цепкими пальцами за плечи, рослый и лысый шевариец с огромными, стоящими дыбом усами громко проорал что-то Дарку прямо в лицо, а затем быстро отвел голову