Олларов, к которым переметнулся все из-за той же кузины.
Святой Алан, какая нелепость! Повелитель Молний служит потомкам марагонского бастарда. Служит не так, как Алва, превратившие служение в месть сразу и Франциску, и последнему Эрнани, а признавая право Олларов на Талиг. Последнее бесило почти до слез, хотя от службы Раканам эориев освободили сами Раканы. Чего удивляться, что Кэртиана отреклась от потомков колченогого труса?! Оскорбить богов можно лишь единожды!.. Знание захлестнуло Ричарда холодным потоком, разбудив страх перед чем-то высшим, тяжелым, требовательным. Нет, это вернувшийся чудовищный взгляд даровал знание и с ним – забытый за два дня человеческих бед холод. Ричард судорожно вцепился в край телеги, ощущая непреодолимое желание броситься назад, но пути назад не было. Во всех смыслах.
2
Три загубленных дневных часа Робер решил загладить письмами. Со смерти сестры прошло больше двух суток, а он так никому и не написал. Арлетта предлагала взять это на себя, но графиня не объявляла себя Проэмперадором Олларии, а Катари была для нее всего лишь дочерью подруги. Тоже умершей. Эпинэ поднял глаза на сидящую напротив женщину, которую уговорил поселиться в дедовом особняке. Не мать, не жена, не сестра и тем более не любовница, но в этом доме при нем других женщин, похоже, уже не будет.
– Сударыня, я напишу Ноймаринену, что не знаю, где находится убийца. Я готов в этом поклясться, но регент мне вряд ли поверит, я ведь просил за Окделла. Последний раз – совсем недавно.
– Рудольф поверит мне, – негромко пообещала собеседница, и Робер понял, что беспокоиться не о чем. – Когда регент тебя узнает, нужда в посреднике отпадет, но пока мое мнение лишним не будет. Что ты еще хочешь сообщить?
– Что кузину из ревности убил герцог Окделл и что без графини Рокслей убийства бы не случилось. Это было стечение обстоятельств, а не заговор.
– Заговора и в самом деле не было, – подтвердила Арлетта. Графиня привезла кэналлийское, оливки и даже сыры. Она готовилась встречать новую жизнь, а не провожать мертвых. – Есть вещи, которые не докажешь. Эту тоже не докажешь, по крайней мере без Окделла, но не думаю, что дело в ревности. Королеву убил не влюбленный дурачок, а наследник святого Алана. Арно, мой младший Арно, говорил, что Окделл бредит предками и балладами. Это и сделало его страшным.
Робер не понял. Просто не понял, а немолодая, удивительная женщина сидела перед ним с бокалом в руках, щурясь на оставшуюся в память о Придде бронзовую змеедеву. Робер прикрыл ладонями глаза, пытаясь обдумать сказанное. Мешали горящая даже сквозь тьму рубиновая звезда в бокале графини и слова, вернувшиеся в память среди срезанных маков. Разбивается бокал… Полночь!
Сейчас почти полночь, и у них в руках бокалы. Сегодня вот-вот станет «вчера», но маятник будет качаться, а вода в Драконьем источнике – петь о лете, до которого остается два дня…
– Робер, – раздалось сквозь монотонный напев, – если ты сейчас же не отправишься спать, я, чего доброго, подумаю, что это ты старше Жермона на десять лет, а не он тебя.
– Неважно. – Глаза на удивление послушно открылись. – Сударыня, если это не ревность, то что?
– Долго объяснять, ты уснешь.
– Нет, – заверил Иноходец, глядя в винный огонь. – Не усну.
– Тогда скажи: если бы Альдо убила не лошадь, а человек, что бы сделал с этим человеком Ричард Окделл?
– Альдо убил Моро.
– Я сказала «если». Ричард постарался бы отомстить, чем бы это ему ни грозило? Как Алан?
– Да… Альдо стал для Дикона всем. Не знаю, как это вышло. Просто не знаю! Я боялся, мальчишка вообще не переживет… Не представляю, что бы с ним сталось, если б не сломанные кости и не переворот. Дикон не мог покончить с собой на глазах у этих… своих вассалов. У Карлиона с Берхаймом, а потом понеслось. Он решил, что вошел в регентский совет. Мы не стали его разуверять, а он думал, что нужен Катари. У бедняги только и оставалось, что любовь… Нет, сударыня, он… убил из ревности.
– У него для ревности просто не было времени. Ну подумай же! Дженнифер Рокслей решила заполучить Окделла, ей мешало его чувство к королеве. Намеки не помогали, а намеки были, можешь мне поверить, только Ричард либо не понимал, либо пропускал мимо ушей. Он вбил себе в голову, что любим. То, что это было не так, видели все. И Дженнифер.
– Это видел даже мой адъютант…
– Дженнифер решила открыть Окделлу глаза и устроить так, чтобы он подслушал разговор королевы и оскорбился или был оскорблен. Графиня все обдумала: выговоры, которые получали излишне навязчивые дамы, удержат их в свитской гостиной, а страх нового выговора не позволит задержать близкого друга королевы. Окделл окажется в приемной. Один. Задняя дверь кабинета заперта намертво, но он бывал в малом будуаре и знает, что в кабинет можно пройти еще и оттуда. Будуар открыт – женщина просто не может задвинуть засов. И отодвинуть тоже.
Гость беспрепятственно попадет из приемной в будуар и окажется перед еще одной дверью. Эта дверь запирается только со стороны кабинета и, скорее всего, будет закрыта. Влюбленным свойственна робость. Молодой человек постучит не сразу, он будет прихорашиваться, подбирать слова, услышит голоса и вряд ли устоит пред искушением узнать, не о нем ли речь.
Разобрать, о чем говорят за дверью, можно. Особенно если говорят не у стола, а в креслах у камина. Как мне сказали, последнее время Катарина принимала посетителей именно там. Это знали все, и, разумеется, это знала графиня Рокслей. Если бы разговор, паче чаяния, шел в самом будуаре, гость мог просто встать в приемной у стены, портьеры скрыли бы его от собеседников. Думаю, Дженнифер задержалась именно там, когда Катарина говорила с духовником. Полученная выволочка натолкнула мерзавку на еще одну мысль: застав Окделла за подслушиванием, Катарина скажет резкость и ему, а много ли нужно обидчивому молодому человеку, чтобы отправиться доказывать
Раньше Дженнифер в определенном смысле могла опасаться баронессы Капуль-Гизайль, теперь опасность отпала. Единственной дамой, готовой утешить больное самолюбие герцога Окделла, осталась она. Думаю, Рокслей собиралась впустить Ричарда в приемную, когда с королевой будешь ты. Вы так или иначе коснулись бы регентского совета и судьбы герцога Окделла. Остальное доделали бы воображение и оскорбленная гордость, а дальше ссора, обида и утешительница…
– Лэйе Астрапэ, так и было!
– Нет, не было. Конечно, я могу ошибаться… Почему Катарина приняла Штанцлера?
– Он настаивал, сестра просто не выдержала. Трудно объяснить. Катари знала Штанцлера с детства, даже помогла ему бежать… Сестра однажды сказала, что чувствует себя… овцой, которая ненавидела собак и пастуха и мечтала убежать в лес к свободным волкам. Потом она встретила свою мечту… Она поняла многое, и цену Штанцлеру тоже, но выпустить человека, любого, из Багерлее и тут же вернуть в тюрьму слишком жестоко. Катари так считала, хоть и признала, что поторопилась… После нашего разговора она запретила Штанцлеру покидать дом Окделла.
– Окончательно судьбу Штанцлера должен был решить новый регент?
– Да.
– Гусак не мог не понимать, что скоро его как следует прокоптят, и был слишком умен, чтобы пытаться сбежать от Карваля. Последней надеждой Штанцлера оставалась королева, вернее, ее прошлое. Он добивался встречи, добился и остался ни с чем, иначе не рискнул бы удрать от охраны и забраться в свой особняк. Надо думать, там было спрятано что-то, что могло сделать Катарину сговорчивей. Налей мне воды, пожалуйста, я давно столько не говорила.
3
Водопад ли, источник ли, кувшин ли, вода льется одинаково, льется и поет о лете. Песня воды гасит боль и затягивает память туманом. Туман, песня и радуга, хотя радуга и есть песня.
– Мне кажется, с тебя хватит.
– Нет. Штанцлер ничего не нашел.
– Находку мог забрать убийца.
– Карваль осмотрел все места, где потревожили пыль. Там не было никаких тайников…
– Значит, гусака спугнули раньше времени. Робер, Штанцлер не получил от Катарины, чего хотел. Он не
