мучительными, неотступными.
– Зачем? – Катари снова поднесла руку к голове и вдруг рывком сорвала корону. – Не могу больше! Тяжело… Робер, я хочу, чтобы мне рассказал все ты. При тебе я… я не регент… Я могу быть просто дурочкой из Гайярэ, я даже зареветь могу.
– Реви, – разрешил Иноходец, чувствуя, что перехватывает его собственное горло. – Ты реви, а я буду рассказывать. Комендант не поверил в самоубийство. Он не дурак, этот Перт, и он накануне вечером был у…
– Называй его Фердинандом, – помогла Катарина. – Он был не королем, не Олларом, а просто человеком. Хорошим, но и только.
– Мне его жаль, – признался Робер. – Теперь жаль, зато Альдо – нет, только Матильду и Дикона… Это сейчас, конечно, не главное, но что с парнем будет? Регент, то есть Ноймаринен, дал полное прощенье всем членам твоего совета, но ведь Окделл в нем не значится?
– Нет, как бы я могла… Вы делаете то, на что не гожусь я, все держится на вас, это видят… Горожане помнят, чем вам обязаны, особенно тебе и Карвалю, а что они знают об Окделле? Он был оруженосцем Алвы и занял его дом. Он был цивильным комендантом, когда случилась Дора. Он был супремом, когда убили Фердинанда. Что подумают о вдове короля, если она включит Окделла в регентский совет, и что он станет делать в этом совете?
– Ему там делать нечего… Альдо поступал подло, прикрывая Диком свои делишки, но я о другом. Что будет с Диком, когда ты…
– Когда я рожу? – Рука сестры легла на живот, личико стало мечтательным, почти счастливым, но это длилось лишь мгновенье. – Робер, я не представляю, что мне делать… Я ему… Ричарду гожусь если не в матери, то в тетки, и я не знаю, от чего устала больше – от мужской слабости или от мужской глупости и навязчивости. Фердинанд был только слаб, а Окделлы, что отец, что сын… Только бы Дженнифер Рокслей удалось его занять…
– Дженнифер? – не понял Робер. – Занять Дикона? Чем?
– Ей нравятся титулы и молодые люди. – Катари задумчиво накрутила на палец светлую прядь. – Робер, я хочу, чтобы у нее вышло влюбить в себя Окделла. Для себя хочу, и думай обо мне что хочешь!
– Закатные тва… Прости, это же немыслимо. Дженнифер уж точно годится Дикону в тетки.
– Зато она красивее меня и… опытней, а мальчик ей нужен… Жаль, что он так тщеславен… – Сестра продолжала сосредоточенно крутить локон, но вряд ли осознавала, что делает. – Не будь я королевой, Окделлы на меня бы и не взглянули – ни старший, ни младший.
– Прости, ты сейчас говоришь что-то не то… Пусть Эгмонт ошибся, пусть стал преступником… Так же, как и я, но он ничего не искал для себя – только для Талигойи. Ему просто не повезло. Бедняга женился по принуждению, а сам любил другую. Всю жизнь.
– Мне жаль тебя разочаровывать, – грустно сказала Катари. – Эгмонт всю жизнь любил одного себя. Нового Алана. Безупречного рыцаря. Спасителя Талигойи. Живым рядом с ним места не было, он их просто не видел… Никого. Ни обманутых арендаторов, ни обманутых друзей, ни обманутых женщин… Он считал обманутым себя, потому что другие хотели жить, а не… Не становиться балладой про герцога Окделла.
Я видела его жену, она приезжала за Айри… Вот ее мне было жаль, потому что она любила супруга. Так любила, что превратила себя и свой дом в раму для его портрета. Это Мирабелла создала балладу о благородном Эгмонте и коварном Алве, она, не он! Эгмонт был на это не способен, он не замечал настоящей любви и преданности, ведь они были у его ног и в его постели.
Окделл рассказывал мне о своем «великом» горе. Я была глупа, я его утешала… В семнадцать лет мы горазды верить балладам, жалеть мужчин и осуждать женщин. Потом я поняла… Та девушка, Айрис, не захотела иссыхать, а Эгмонт был не способен сделать хоть что-то сам и не для себя. Вот и вся трагедия надорского мученика! Вот из-за чего… Из-за кого погиб Мишель… твои родные, и не только они! Робер, я не могу, не хочу все время видеть это лицо! Даже ради тебя… Я вижу не Дикона, я вижу Ренкваху, и мне становится… плохо!
Катари оставила волосы в покое и сцепила пальцы. Малышке не хватало ее четок, но, став регентом, сестра перестала быть эсператисткой, по крайней мере внешне.
– Никогда ничего не делай ради меня! – Легко сказать… Она же по-иному просто не умеет! – Прошу тебя! Ты не обязана принимать Окделла, и ты не обязана… считаться с моей любовью. Марианна понимает, что во дворце ей не место.
– А вот тут ты ошибаешься. – Лицо Катари просветлело. – Я принимаю баронессу Капуль-Гизайль ради себя. Я понимаю, почему ты выбрал ее. Рядом с ней не так холодно. Она как… лето. Земляничное, доброе, сладкое… Не теряй ее!
– Пока я ей нужен…
– Ты будешь ей нужен всегда, я это вижу. Кто-то идет, а я опять испортила прическу…
– Ваше величество, – доложила какая-то новая дама, – герцог Окделл просит уделить ему несколько минут для частной беседы.
– Хорошо, Лора… Проводите его в малый будуар и позовите камеристку. У меня испортилась прическа…
– Да, ваше величество.
– Ты же не хотела…
– Я и не хочу… Наверное, я умею спорить только с… теми, кто сильнее… Мне остается надеяться на Дженнифер.
– Ты меня недооцениваешь. – Робер распахнул дверь в Малую приемную как раз вовремя, чтобы окликнуть блистающего золотом Дикона. – Ричард! Как ты себя чувствуешь? Продержишься недельку в седле?
– Я здоров. – Так оно и есть. За два месяца ключица срастется даже у старика.
– В Надорах опять землетрясение. Завалило тракт, много беженцев. Нужно понять, что там творится. Мы с ее величеством как раз думали, кто туда отправится.
– Я хотела просить Рокслея. – Катарина виновато опустила глаза. Как же она не любит лгать и огорчать других! – Но Дэвид занят с гвардией, и потом… ему будет тяжело. Создатель, ты же тоже!.. Робер, мы об этом не подумали. Посылать в Надоры Рокслея или Окделла – это хуже… чем на кладбище!
– Закатные твари! – Он и впрямь дурак. Редкостный. Непрошибаемый. – Разумеется, Дикону там делать нечего. Пошлю Сэц-Арижа, он справится.
– Сэц-Ариж не член регентского совета, – отрезал Дикон, глядя на Катари. – Ваше величество, я счастлив служить вам и Талигу везде, где я нужен. Окделлы не боятся прошлых потерь.
– Спасибо, Дикон, – голос Катари чуть дрогнул, – но я не могу… Я не хочу принимать такую жертву.
– Это не жертва. Это служение. Я прошу ваше величество поручить это дело мне, и только мне.
– Хорошо, герцог. Мы поручаем это вам.
3
Мартин уехал, не было и полудня, а сейчас почти восемь, пора бы и вернуться. Неужели они с Дицем разминулись? Или что-то случилось? Если за рыжиком следили…
Моряки на суше беспечны, особенно в своей стране. Понадобилась пуля, чтобы Руперт фок Фельсенбург перестал дуться на навязавшего конвой фельдмаршала, а ведь Хельмут один. На такое дело охрану не потащишь, да и нет у Олафа никакой охраны. Это на море адмирал вправе приказывать кесарю, а в Эйнрехте Кальдмеер – выскочка. Сын оружейника. Враг Бермессеров, Хохвенде, фок Ило, Марге-унд- Бингауэров, Хоссов… Хоть бы бабушка помогла, но герцогиня вне себя из-за этой… Гудрун и не знает, чему и кому верить. Делать им с Мартином нечего, как раздевать принцессу! Да у нее живот как у отставного боцмана, с таким не потанцуешь, хотя дядюшка от восторга рот открыл.
– Руппи, мы должны поговорить по душам.
Может, мама и не волшебница, но возникать из тишины она умеет. Как… туман.
– Да, мама.
– Ты себе места не находишь, я же вижу… Я надеялась, что это пройдет, но ты беспокоишься, и я знаю из-за чего. Это так неприятно… Это недостойно тебя!
Недостойно Фельсенбурга не находить себе места из-за какого-то Кальдмеера? Проклятье, нужно быть спокойным или хотя бы казаться. Если хочешь уехать без слез и споров, а потом сделать дело. Ну почему
