операции по захвату Бендер-Аббаса. Эти люди уже покинули остров, они, кстати, даже не имели воинских званий, а были агентами МВД, которых в критической ситуации удалось найти и активизировать.
После выполнения группами специального назначения «фазы-один» и занятию исходных для «фазы-два» на одном из судов крейсирующего в Аденском заливе оперативного соединения семнадцать, человек нажал кнопку, и по всему заводу хлопнули несколько приглушенных взрывов. Одни вывели из строя магистральную ЛЭП, питающую завод, – напряжение по ней уже не подавалось, но так, вывели из строя, на всякий случай. Вторые уничтожили все резервные генерационные мощности, расположенные на самом заводе, полностью обесточив его. А поскольку завод не мог управляться без помощи электричества, в тот же момент сработала аварийная защита всех систем завода, сделав подрыв его почти невозможным.
…Джавад был такфиром. Так назывались люди, которые в своей агрессивной ненависти дошли до самого края, до того, откуда нет возврата. Такфиры были современными асассинами, убийцами, которым ради достижения своих кровавых целей разрешалось переступать через самые запретные табу ислама. Мужчины-такфиры могли пить, курить, служить в муртадских силах безопасности, убивать правоверных. Женщины-такфиры – носить короткие юбки, спать с несколькими любовниками, делать аборты, пить спиртное. Они жили в большом и ярком мире, тяжело и страшно ненавидя его и мечтая о том моменте, когда их жизнь оборвется яркой вспышкой взрыва или под пулями сотрудников служб безопасности. Нормальному человеку, привыкшему к тому, что его окружают обычные, вменяемые, рациональные люди, сложно даже представить образ мыслей этих людей, их считали сумасшедшими, но на деле причиной всего было не сумасшествие, а ненависть.
Джаваду повезло, ему не пришлось пить водку и убивать правоверных. Он просто жил нормальной, обычной жизнью неверного, ходил на работу раз в четыре дня, потому что смена на объекте длилась двадцать четыре часа, купил себе дом и машину, по выходным он посещал кафе с супругой и двумя детьми, встречался там с другими неверными, пил пиво, а иногда и чего покрепче. Ему запретили даже приближаться к мечети и совершать намаз, делая это только сердцем, а не устами. Его история считалась историей «нового перса» – выходца из самых низов из захудалой деревеньки юго-востока, сумевшего поступить в русскую школу и благодаря этому выбиться в люди, добиться успеха. Только Аллах знал, как он их всех ненавидел…
Они – разодетые, накрашенные, холеные – господа мира, ни во что не верящие. Подчиняющиеся тагуту и платящие ему подати. А некоторые даже лицемерно говорящие «Ля Илляха Илля Ллаху». Помнят ли они хоть на минуту о том, что их сердца и их драгоценные жизни – между пальцев Аллаха, и стоит лишь шевельнуться…
Он жил только ради этого момента. Ради момента, когда он один, воин джихада, уничтожит то, что тысячи крестоносцев строили годами и с чем миллионы крестоносцев связали свой успех. Если каждый поступит, как он, – крестоносцев больше не будет.
В этот миг прямо под залом, где он находился в ожидании своего триумфа, что-то хлопнуло, и экран погас.
Не веря своим глазам, он посмотрел на экран, потом на пульт управления – сейчас должно было подключиться резервное питание, загореться красным панель индикаторов, сейчас должен заработать генератор, подать ток… ну же, ну…
Но генератор не заработал. Завод умер.
И тут немец захохотал. Он смеялся страшным, каркающим смехом, и на его губах пузырилась кровь.
– Ну, что… – спросил он, отхаркиваясь кровью, – помог тебе Аллах? Ля Илляха Илля Ллаху, Джавад!
– Замолчи!
Джавад подскочил к своему старому другу и с размаха полоснул лезвием по горлу, во все стороны брызнула кровь – на него, на пульт, на пол. Потом он стал нажимать на все клавиши подряд, моля Аллаха, чтобы тот оживил завод, ведь Аллах над всякой вещью мощен! Потом он начал кромсать ножом клавиши и пульт управления, разрезая вкровь свои пальцы, и нож сломался.
Потом он вонзил осколок ножа себе в живот и резко дернул, задохнувшись от боли. В таком мире он больше не хотел жить.
Так его и нашли ворвавшиеся в зал через полчаса русские спецназовцы.
Группа один
Остров Кешм
Город Кешм
Зрелище – как на ночной дискотеке. Это было бы даже забавно, если бы не столь опасно. Одна группа военно-морского спецназа решила атаковать и захватить целый город. И они всерьез собирались сделать это!
В окулярах приборов ночного видения лазерные целеуказатели, установленные на каждой единице вооружения группы, кроме снайперских винтовок, то упирались в небо, то перекрещивались, как шпаги фехтовальщиков. Небо в приборах было зеленым, город – темным…
Снайпер, имевший позывной Один-четыре, довольно удобно устроился на перекладине ЛЭП, вскарабкавшись туда, как обезьяна, и втащив за собой снайперскую винтовку. Снайпер, среди прочих талантов, должен уметь удобно устраиваться в любом месте – вот он и устроился, приладив винтовку со сложенными сошками перед собой так, что цевьем она лежала на еще одной стальной перекладине. Примерно прикинув возможность упасть, снайпер подстраховал себя, достал веревку и привязался ею к опоре ЛЭП. Повыше он привязал к опоре прибор наблюдения от прицельного комплекса – небольшая, примерно со школьный пенал пластиковая коробочка с отходящей в сторону гибкой антенной. Удивительно, но эта кроха могла определить температуру и влажность воздуха, давление, высоту над уровнем моря, направление ветра и все это внести в небольшой баллистический компьютер, чтобы рассчитать поправку. Североамериканцы дошли только до того, что прицепили к прицелу нечто, напоминающее наладонный компьютер, куда снайпер должен был вводить данные для стрельбы.
Пальцем.
Термооптический прибор на таком расстоянии уже не «брал картинку», а вот ночной прицел еще работал. Это тоже искусство снайпера – быть на грани, выбрать такую позицию, чтобы, с одной стороны, оказаться за пределами поражения основных огневых средств противника, а с другой стороны, видеть противника и иметь возможность работать. Никогда не стоит стремиться максимально сблизиться с противником для обеспечения гарантированного его поражения, как бы ты ни умел маскироваться. Тот, кто забывал об этом, уже был похоронен под залпы почетного караула.
– Один-четыре, доложи.
Снайпер машинально перевел прицел на окраину города, туда, где заняли позиции бойцы специального отряда.
– Один-четыре, готов.
– Один-четыре, вопрос – видишь противника перед нами?
Снайпер добросовестно осмотрел пространство перед штурмовой группой:
– Один-один, в поле зрения противника нет.
– Тебя понял, мы вызываем Птицу-восемь. Обозначь себя. Через три минуты начинай работать посты, если не поступит другого приказа. Дальше – свободная охота.
– Тебя понял, Один-один.
Три минуты…
Опытный командир никогда не требует от снайпера поразить противника немедленно, если к этому
