И, разумеется, саратовский торговец еще со времен дореволюционных сам решал, где именно ему осуществлять свою торговлю. Литератор В. Золотарев писал: «Спустившись к Волге, мы подошли к трем баржам, на которых размещалась вся ярмарка. Сначала по мосткам взошли на одну из баржей с щепным товаром - ложками, мисками, салазками, скалками, рубелями, различными игрушками, сделанными из дерева. Мне понравилась игрушка - кузнецы: на двух жердочках помещались два кузнеца с молотами в руках, которые бьют по наковальне в середине, когда ту или другую жердочки тянешь в разные стороны… Бабушка купила мне эту игрушку, а для дома купила несколько деревянных ложек и рубель для катания белья. На другой барже были гончарные изделия, и здесь бабушка купила мне глиняного петушка- свистульку. Обратно мы пошли пешком и долго шли до Верхнего базара; я рассматривал большие дома и все время свистел в своего петушка».
Если торговали даже на судах - то на улице, что называется, сам Бог велел. И более того, похоже, покровительствовал коммерсантам. Во всяком случае, именно церкви были средоточием саратовской торговли с рук. Здешний обитатель Константин Попов писал о том, как выглядел Саратов в начале девятнадцатого века:
«… Собор Казанской Божией Матери… на берегу Волги; тут ежегодно производится в мае месяце ярмарка с продажей фаянсовой и хрустальной посуды, а равно и глиняной и прочих товаров, как-то: холстов, полотна, ниток, мыла, разных пряностей. Товары сплавляются по Волге из верховых губерний на судах (дощаниках) разными промышленниками; ярмарка продолжается почти целый месяц.
Рождества Богородицы, она же Никольская; здесь Пеший базар, корпус лавок, принадлежащих этой церкви, вблизи гостиный двор, где производится другая ярмарка - с 22 октября по 22 ноября, называемая Введенскою.
Вознесенья Господня… Возле этой церкви ныне существует летом распродажа горянского (здесь - скорее всего, астраханского - А. М.) товара, а зимой - привозимой из Астраханской губернии рыбы; в прежние же годы был здесь базар и продавались все припасы…«
Особенно славился Пеший базар: «Вокруг зданий, где помещается духовное училище… и по всей маленькой площади разросся колоссальный торг с сотнями крошечных лавочек, торговых столиков и скамеек. Это знаменитая „Пешка“, пользующаяся шумной репутацией не только среди жителей Саратова, но и между обитателей далеких местностей Поволжья. „Пешку“, или Пеший базар, составляют масса скученных лавочек, в которых сохраняется и предлагается покупателям всякого рода дрянь, поношенное платье, подержанная посуда, истасканные вещи, тот характерный хлам, по которому опытному и внимательному наблюдателю очень легко можно прочитать интересную повесть разорения прежних хозяев».
И, разумеется, главным персонажем коммерческой жизни Саратова был не денди-коммерсант с моноклем и в визитке, а именно она - уличная торговка: «Вот нагруженная с ног до головы всяким старьем, с навьюченными друг на дружку шляпами, кажущаяся от всего этого хлама страшно, безобразно толстою, важно шествует саратовская торговка - тип настолько оригинальный, насколько и любопытный. В трескучие морозы, в сильные жары вечно одна и та же, все так же закутанная, навьюченная, с медленной поступью, с громкою крикливою речью и нередко с нецензурными выражениями. Эту бойкую, огрубелую бабу не проймет ни самая возмутительная по своему цинизму сцена, ни скотоподобный волжский бурлак, какой- нибудь вятич или пермяк. В речи человеческой нет выражений, в поведении нет поступков, которые могли бы смутить саратовскую бабу-торговку: на своем „коммерческом“ веку она видала виды всякие, и при всей неожиданности она найдется и не потеряется. В сущности, торговка эта - королева рынка… Ни пьяный бурлак, ни придирчивый полицейский, ни бойкий покупатель - никто ей, этой даме, не страшен».
XII.
И в наше время по всему Саратову стоят наследницы этой торговки. Даже на главной улице, где правила особо строгие, торгуют книгами, солнечными очками, всяческого рода сувенирами, картинками и прочей мелочевкой. Не говоря уж о других районах.
– А вы знаете, что должны запретить уличную торговлю? Что же вы делать-то станете?
– Ой, да о чем вы говорите! Нас уже десять лет как запрещают. То запретят, то вроде разрешат. То гоняют, то вроде перестанут. Мы привыкшие.
Надо сказать, справедливости ради, что основной объект нового властного решения - торговка не очками и не сувенирами, а молоком и мясом неизвестного происхождения и подозрительного химического состава. Однако же можно предположить, что под эту гребенку начнут чесать всех.
И потерпят фиаско.
Над пропастью в Дарджилинге
Преодоление Уэса Андерсона
Максим Семеляк
Холден Колфилд тоже уважал дорогие чемоданы.
Родители, правда, покупали ему чемоданы Марка Кросса, но надо полагать, что Луи Вюиттон устроил бы мальчишку в не меньшей степени. Именно с вюиттоновским багажом путешествуют великовозрастные мальчишки в новом фильме рослого техасского уроженца Уэса Андерсона «Поезд на Дарджилинг». Уэс Андерсон - это Мартин Скорсезе наших дней; по крайней мере, так полагает сам Мартин Скорсезе. По- русски новое кино еще называют «Отчаянные путешественники».
«Поезд» по диджейски проворно сводит воедино два расхожих сюжета - похождения мудаков и паломничество в страну Востока. Какого-то третьего и самостоятельного сюжета из этого слияния не возникает; просто три фрустрированных брата-негодника - похотливый (Шварцман), пижонистый (Уилсон) и нервный (Броуди) - отправляются поездом по Индии в поисках просветления, а также самих себя. Быстро выясняется, что ищут братья не столько абстрактных самих себя, сколько вполне конкретную маму, которая скрылась от мира в гималайском монастыре. Мама визиту детей не слишком рада - в свое время она даже не явилась на похороны их отца. По дороге недружные братья попадают в разнообразные переделки, ни одна из которых, впрочем, не заслуживает ни пересказа, ни даже улыбки - кроме, может быть, момента кражи ботинка стоимостью три тысячи долларов. В какой-то момент начинаются прямо-таки коэновские дела в дурацкой стилистике «О, где же ты, брат?», только вместо стонов хиллбилли - писк Болливуда.
К словам в этом фильме нечего цепляться, поскольку они пусты (вопрос: «Почему ты такой странный?», ответ: «Мне надо подумать» etc); к повествовательной технике - тоже; трио главных героев слишком скоро становится невыносимым глазу, и остается следить разве что за музыкой, реквизитом и эпизодическими появлениями тех или иных лиц и тел. Расписные чемоданы, нанороль Билла Мюррея, песня редкого и восхитительного Питера Сарстедта (за это Андерсону спасибо) и голый, нежно подернутый целлюлитом зад Натали Портман - вот, кажется, самые запоминающиеся клочки этого фильма.
«Поезд на Дарджилинг» нелеп, тем не менее он заслуживает пристального изучения в рамках эволюции Уэса Андерсона - человека, который давешней «Семейкой Тененбаум» зарекомендовал себя одним из самых понимающих манипуляторов нового киновека. С этой «Семейкой» ситуация была примерно как с первой пластинкой The Velvet Underground - на последнюю, по набившему оскомину преданию, купилась всего тысяча человек, зато каждый впоследствии записал собственную. Фильм о чарующих дрязгах в семье промотавшегося адвоката пробрал немногим больше народу, но каждый, держу пари, открыл в себе по прочтении финальных титров столь лакомый и пронзительный невроз, что душевного оздоровления уже не слишком впредь и хотелось. Как было сообщено в «Бесах»: «Степан Трофимович сумел дотронуться в сердце своего друга до глубочайших струн и вызвать в нем первое, еще неопределенное ощущение той вековечной, священной тоски, которую иная избранная душа, раз вкусив и познав, уже не променяет потом никогда на дешевое удовлетворение».
Андерсон определенно - сумел дотронуться.
В каком-то смысле его невинная полушутейная сага для нулевых годов оказалась коварнее самого «Догвилля». Испепеляющая наивность всегда опаснее шоковых парадоксов. Она долговечнее и незаметнее - Андерсон всегда строил свои фильмы таким образом, что изящество в лихие моменты заменяло ему искренность и наоборот. Сняв «Семейку», Андерсон словно бы открыл некий ящик Пандоры, внешне больше похожий на чемодан с безобидным фамильным скарбом. Когда содержимое выпало, то под песенки Clash и
