обнажено.
- Мне, например, прокалывали пузырь!
- Какой, мочевой?
- Да ты что, дура? Ну этот, детский, ну какой там?
«Да ты что, дура?» - обязательное для начала разговора присловье. Потом машина общения пойдет ровнее.
- А у меня на свадьбе платье было такое нежненькое, сливочное. И сама я была такая девочка…
- Так ты что, замуж девочкой выходила?
- Да ты что? Ты что - дура?
А вот за столиком дамы постарше. Хотя темы у них другие, работа притирки идет тем же самым чередом:
- В четырех стенах сижу. Только в сберкассу хожу и вот сюда. А так хоть с рассадой начинай разговаривать.
- А зачем тебе рассада?
- Привыкла. Как без рассады-то?
- А куда ты ее высаживаешь?
- Никуда.
- Ты хоть под окнами сажай.
- Кому? Соседям?
- Себе!
- Себе я в ящик сажаю. А так совсем бы дома скучно.
- У меня три метра кухня… вот там можно с ума сойти…
Три метра пола и четыре стены.
- А ванна есть?
- У кого?.. У меня?..
- У меня!
- А, ну да, это обязательно…
- Лежачая?
- Кто?
- Ванна - лежачая?
- Не, она на ножках таких стоит, как у всех. У всех же на ножках.
- Ну, ты совсем дура. Ты в ванну лечь можешь?
- Не могу. Спина не сгибается.
- Тьфу, ебты. Ванна сидячая у тебя или лечь можно?
- Чего ты, б… ь, привязалась? Тебе помыться, что ли, негде?
- Ну, ты дура совсем. У меня смеситель японский!
Чуть позже главной темой разговоров становится великое судилище (судятся люди, судится жизнь) - и беседа приобретает вкус, живость, интерес.
- А ты в окно смотри, все повеселее, - советует семейная пожилая дама одинокой пожилой даме.
- Я смотрю. Все вокруг ремонты делают, выносят коробками. Прям не стесняются перед людьми свои вещи выворачивать. Соседи палас вынесли - ну такой загаженный! Как же они с ним жили? И ведь не с пола сняли. Со стены.
- А откуда знаешь, что со стены?
- Знаю. Там такой темный квадрат от чеканки. Чеканка у них на ковре висела, я видела.
А от главного столика доносится чистый голос самой Авторитетной Продавщицы - она разговаривает со своей подругой. И уже приступила к судилищу.
- Она насквозь фальшивая, лживая вся. Напоказ живет. Поехала в марте с дочкой в Египет - триста долларов путевка на двоих. Там разве за триста долларов нагуляешься? Лучше уж дома сидеть, не позориться. Самолет без мест у них был - кто первый влез, тот и сел. Они на обратном пути сидели на полу в самолете. От гостиницы ходили до моря три километра. Все в пыли на обед приходили. Это мне дочка ее рассказала. А она - ничего не рассказывает. У нее все прекрасно. Сует под нос фотографии, такая с понтом под зонтом - «мы с дочей под пальмой», «я в купальнике возле бассейна».
- Загорели?
- На солнце-то, конечно, солнце-то некупленное.
- Ну, это ж главное. Что с собой привез, то и твое.
- Да я ничего не говорю. Врать не надо, вот что я говорю. Или купила себе шубейку из хомячьих жопок. Смотреть не на что - одни нитки. Из хвостиков и жопок шуба, кусочки такусенькие, даже не лапки. А на мамином безднике к богатой братиной родне приставала: «Вы, мол-де, не подскажете, как летом за натуральными шубами ухаживать? Боюсь, мою шубу моль поест!» Тьфу! Я ей говорю: мажь свою шубу вазелином! Ты что, не знаешь, как за жопами надо ухаживать? А вообще-то нитки не портятся, не расстраивайся. А она мне что?
- Что?
- Ты, говорит, Тамара, пьешь, потому у тебя ничего и нету. А чего у меня нету? В квартире чистота, всегда обед с супом. Одета хорошо, дочь одеваю хорошо.
- А она сама-то выпивает?
- Нету. Не пьет. У нее родители пили, так она гнилая насквозь. Короче, меня аж трясти начало. Я говорю: у меня побольше твоего есть, у меня друзья-подруги есть, а тебе обновку показать иной раз некому. Зачем она нужна тогда - если не для кого? Веришь, зимой у нее напарница заболела (они в смену уборщицами на Госзнаке работают), ей и поговорить больше не с кем! А похвалиться-то охота. Так она по соседям ходила. Звонит в дверь, ей открывают. А она врет: «Газом, - говорит, - что ли, в подъезде пахнет? Вам газом не пахнет?» И крутится перед дверью в этой шубе своей.
- Да, друзья - это главное.
- На людях жить надо, вот что. Вот мы постояли, мне и хорошо.
- А где та подружка твоя, веселая такая? Как она, помнишь, пела: «Та-та-та, ыыыыыыыыы… Да-да… ыыыыыыыыы, хоп-хирьеп, динь-динь, и там еще блин-блин-блин». Я аж плакала, прям аэропорт Тушино потек. Как хорошо пела!
- Отпела она свое-то. Зашилась она.
- Ох ты! Был друг, да и пропал. А чего?
- Да вот сынишка у нее как раз пропал. У нее сынишка же маленький. Полгода ему было тогда, сейчас, значит, год. Полгода назад она пошла с ним гулять и с девчонками за гаражами выпили они. Самое большее часа три простояли. Начали, еще утро было, и вроде постояли так нормально, выпили, и все. А потом она просыпается, темно за окном. Смотрит - она дома, в кровати, а ребенка-то и нет. Ни коляски, ни ребенка.
- А муж?
- Часов семь было вечера. Муж еще с работы не пришел. Она на улицу, бегает, плачет. А там мороз, темно, все с работы возвращаются. А в милицию идти страшно, такой выхлоп у нее.
Позвонила матери, плачет: «Мама, я Ваню потеряла!» А мама ей говорит: «Вот скажи мне сейчас, что зашьешься, дура сраная, а то чует мое сердце - никогда больше сына не увидишь. Так и знай: материнское сердце - вещун. Зачем, - говорит, - я тебя только рожала, пять килограммов ты была, всю меня наизнанку вывернула, лучше б я вместо тебя пять литровок водки родила, все равно в тебе кроме водки ничего нет. Мы б с отцом те литровки давно бы выпили, и забыли бы, а так уже тридцать лет ты нам нервы рвешь».
Ну, она орет, конечно, в ответ: «Зашьюсь, зашьюсь!»
Слушай, а я только сейчас сообразила - ребенок же три с половиной весит обычный, ну ребенок, когда рожаешь, - значит, мы что, по семь поллитровок в себе таскаем? Без стекла? Не, мужикам это не понять…
- Да погоди ты, что с мальчиком-то? Нашли?
- Он же у матери ее был. Мать-то в полдень где-то звонила ей по телефону. Слышит, что она на улице и уже никакая. Мяучит чего-то. Тогда мать-то приехала и внука увезла. А она уже дома была к ее приезду,
