Ситуация очень усугублялась катастрофическим падением цен на нефть. Сейчас мы с тревогой наблюдаем, как эта цена опустилась со 145 до 125 долларов за баррель. А в 1998 г. она падала до 8 долларов за этот самый баррель. И ни разу не поднялась выше 16. Но, конечно, главным было не это, а целенаправленные действия двух медиаолигархов, одновременно организовавших информационную травлю правительства, шахтерские забастовки с перекрытием Транссиба и обрушение рынка ГКО.
Сейчас даже сложно понять, чего не хватало Березовскому и Гусинскому, ради чего они так яростно начали разрушать финансовую, экономическую и политическую систему страны. Неужели они совсем не понимали, какими будут последствия, в т. ч. для них самих? Или в какой-то момент, залетев слишком высоко, действительно утрачиваешь связь с реальностью?
Для экономики страны дефолт вроде бы имел положительные последствия. С осени 1998 г. начался стремительный рост, в следующем 1999 г. темпы роста были самыми высокими за всю постсоветскую историю.
Кроме того, страна в те катастрофические дни августа - сентября продемонстрировала удивительную по-литическую устойчивость. Это, кстати, полностью опровергает один из основных мифов сегодняшней пропаганды - о том, что в конце 90-х страна стояла перед угрозой распада. На самом деле эта угроза была снята в 1994 г. Если бы это было не так, то дефолт в сочетании с разрезавшим Россию сидением шахтеров на рельсах Транссиба обрушил бы ее немедленно и безвозвратно. В реальности страна почти не шелохнулась. Лишь президент Калмыкии Кирсан Илюмжинов осенью 1998 года заявил, что т. к. Минфин не перечисляет в Калмыкию предусмотренные бюджетом средства, он предлагает считать республику ассоциированным членом РФ, т. е. она не будет перечислять налоги в федеральный бюджет и делегирует Москве только вопросы обороны. Другим вариантом является полное отделение Калмыкии от РФ. Заявление вызвало крайне резкую реакцию представителей всех ветвей власти РФ, включая президента и председателя Госдумы. После этого Илюмжинов сказал, что его заявление было лишь обычным интервью с целью привлечь внимание к проблемам республики, а затем, на заседании Совета безопасности РФ, заявил, что его слова были неправильно истолкованы журналистами и он видит Калмыкию «только в составе РФ». То есть единственное проявление сепаратизма было быстро и эффективно подавлено, для этого хватило лишь слов. Вертикаль власти еще вроде бы отсутствовала, но Москву на самом деле слушались беспрекословно. Более того, президенты Татарстана и Башкирии, традиционно считающиеся главными сепаратистами, очень активно поддерживали действия президента и правительства.
Но чему дефолт нанес действительно колоссальный ущерб - это психологическому состоянию общества. Именно после него стабильность для подавляющего большинства населения стала самоцелью. Развитие больше не интересовало почти никого. Поэтому все последующие события были предопределены.
Ельцин попытался вернуть Черномырдина ровно через пять месяцев после отставки, 23 августа. Но единственный раз за всю свою политическую карьеру потерпел поражение. Судьбой страны стал Примаков. У президента осталась единственная задача - найти «своего Примакова». Ни о чем другом думать уже не приходилось.
Ельцин был еще очень силен. В мае 1999 г., непосредственно перед голосованием в Госдуме о вынесении президенту импичмента, он отправил всенародно любимого Евгения Максимовича в отставку. И обещанных коммунистами и лужковцами народных возмущений не случилось. На улицы с протестом не вышел вообще никто. Импичмент благополучно провалился. И предложенного Борисом Николаевичем в высшей степени невнятного премьера Степашина Госдума утвердила с вполне единороссовским результатом (301 голос). Но все это были арьергардные бои. Стабильность следующего десятилетия была уже предопределена.
Ради нее, правда, пришлось пожертвовать всем тем положительным, что росло и развивалось при Ельцине и без чего нормальное развитие страны невозможно.
Независимой судебной системой.
Независимой законодательной властью.
Независимой системой местного самоуправления.
Свободой слова.
Свободными выборами.
Многопартийной системой.
Свободой предпринимательства.
Гражданским обществом.
Все это в 90-е годы было весьма уродливым. Но в высшей степени странно было бы ожидать, чтобы оно было нормальным. Ведь ничего этого в истории России не было либо после пресловутого 1913 года, либо вообще никогда. Но при всем уродстве эти институты развивались, причем в правильном направлении.
Не приобрели же мы вообще ничего. Кроме рассказов о стабильности по всем телеканалам.
У нас осталась та же уродливая экономика, основанная на трубе. Олигархи как были, так и остались, просто они платят большие откаты всей вертикали власти. Впрочем, в этом плане ситуация стала еще хуже, причем принципиально хуже. У нас теперь появились олигархи из числа чиновников и силовиков, в т. ч. высших. Если в 90-е коррупция была уродливым побочным явлением переходного периода, то в «нулевые» она институционализировалась и стала, по сути, основой государственного устройства.
Главы регионов, хоть их теперь и назначают, как были, так и остались безраздельными хозяевами в своих вотчинах.
Развал Вооруженных сил перешел в качественно новую стадию, мы стремительно лишаемся Стратегических ядерных сил, которые удалось сохранить в 90-е, а с ними - реальной обороноспособности страны.
Хотя нам положено гордиться тем, что Россия «встает с колен», «ее голос в мире звучит все слышнее», но совсем непонятно, в чем это выражается. Что голос в мире звучит все слышнее - это правда. Над миром несется перманентная российская истерика по всем поводам и, как правило, без всякой цели. При этом остатки сферы влияния, сохраненные в 90-е, в «нулевые» исчезли полностью. Это относится даже к постсоветскому пространству, где еще десять лет назад влияние России было абсолютным и безраздельным. Сегодня все без исключения страны СНГ интересуются мнением Москвы крайне редко и почти исключительно из вежливости.
Гуся и Березу из страны выкинули, отняв телевидение и большую часть денег. Виновники дефолта отчасти получили то, что заслужили. Впрочем, мы все получили то, что заслужили.
Милый Августин
Разговоры богов
Аркадий Ипполитов
Питер Брейгель-старший. Жатва. 1565
В одной французской поэме четырнадцатого века жизнь человеческая уподоблена течению года и подразделена на двенадцать частей, соответствующих двенадцати месяцам. Каждому месяцу дано шесть лет, и на август падает возраст человека от сорока двух до сорока восьми лет. Про этот месяц сказано:
«В августе время жать и собирать урожай. Человек, ничего не добившийся в сорок восемь, уже ни на что не может рассчитывать. Август- жаркая пора, время, когда созревают плоды в садах и наливаются колосья. Этим месяцем заканчивается лето и человеческая зрелость, и тот, кто жил достойно, в августе готовится к подсчету».
Эта поэма вошла в различные сборники пятнадцатого-шестнадцатого веков и была хорошо известна образованным людям. Двенадцать месяцев - одна из самых популярных тем в иконографии западноевропейского искусства, хотя сравнение двенадцати месяцев с двенадцатью стадиями человеческой жизни встречается довольно редко. Тем не менее в средневековых соборах Фландрии и северной Франции можно увидеть витражи, в которые вставлены медальоны с изображениями, уподобляющими год жизненному пути человека. Август на них предстает в виде благообразного крепкого мужчины, наблюдающего, как в амбар складывают мешки с зерном. Вдали - желтеющие поля, жнецы и косцы, а по кругу, обрамляя всю сцену, идет надпись: «В сорок восемь человек подсчитывает то, что нажил».
Одна поздняя голландская гравюра анонимного автора семнадцатого века - очень редкая, чуть ли не
